Альма. Неотразимая

В последующие дни Куку не раз докладывали, что он слишком забирает на север. На что тот отвечал, что следует указанием из записок, которые оставил после себя пропавший. В них обнаружились конфиденциальные распоряжения от семьи Бассаков, каким образом нужно распродать товар до возвращения в Ла-Рошель.

– Если кто не согласен, пусть говорит.

Несмотря на детское лицо с круглыми и гладкими, как мангостан, щёчками, Кук всё больше внушал страх. Ни малейшего сопротивления он не встретил. Сначала все видели, как показался Уэссан, потом проплыли берега Бретани и Нормандии, и наконец «Нежная Амелия» бросила якорь в Онфлёре. Они были в ста льё от Ла-Рошели, и это если лететь по воздуху: по морю в три раза дальше. Полная бессмыслица.

Перед портом Онфлёра Кук выплатил морякам жалованье. Затем высадил всех, оставив на борту лишь трёх матросов и плотника Пуссена. Несколько дней судно простояло в бухте, не сообщая о прибытии, всё ещё с товарами на борту. Кук отправился в лодке на берег. Вернулся он с Жаном Ангеликом.

Счетовода встретили с облегчением. Трое матросов приободрились, увидев его. Они ходили перед ним грудь колесом и тихонько посмеивались над теми, кто сомневался в намерениях Кука. Раз Ангелик здесь, значит, всё идёт как надо. Это доверенное лицо Бассаков, преданнее не бывает.

К удивлению всего крохотного экипажа, Кук с Ангеликом тут же приказали поднять якорь. Немыслимо: как отчаливать, когда на борту всего шесть человек, в числе которых плотник, счетовод и бывший кок? Однако им это удаётся. Путь простой: строго на север, всего на трёх парусах благодаря западным ветрам. Никто не видел, как отчалил этот корабль-призрак со спущенными парусами, тише мыши (или кота Геракла). Посреди Ла-Манша Ангелик убрал французский флаг и снял название судна и из милых сердцу букв любовно составил новое: «Желанная», переименовав тем самым корабль.

В последние дни апреля они подошли к отмели Мазербэнк возле самого острова Уайт, напротив Портсмута.

Вид дюжины стоящих по соседству судов поверг Ангелика в ужас. Два военных корабля его величества, «Сириус» и «Супплай», следили за ними: у каждого на борту по десять пушек и целый гарнизон солдат. Этого предусмотрено не было. Однако Кук настоял, чтобы они никак не меняли планы. Порой лучшее укрытие для преступника – под носом у тех, кто его выслеживает. К тому же Куку всё равно нужна была та контрабандистская сеть, которую он долгие годы плёл на этом берегу, пока сидел по молодости в застенках местной тюрьмы.

Ангелик отпустил с миром последних трёх матросов. Он заплатил им столько, чтобы они точно провели ближайшие ночи под скамьёй в каком-нибудь портсмутском пабе и вскоре забыли обо всём.

Однако плотника он, напротив, попросил остаться. И тот, как ни странно, согласился.

Туман, стоявший первые дни, скрыл от всех волшебное превращение. Даже на одиннадцати стоящих на якоре судах никто ничего не заметил. Когда туман рассеялся, «Нежная Амелия» уже была грудой обломков среди прочих обломков. Пуссен творил чудеса.

Каждый вечер спекулянты, скупщики, каботажники и бродяги из Хэмпшира, Дорсета и других мест становились в очередь, избавляя судно от всех погруженных в Сан-Доминго товаров. Ангелик сидел за столиком и заведовал кассой. Кук встречал гостей.

Ночами плотник Пуссен наблюдал за происходящим через вырванные половицы. Посетители сменяли друг друга до самого утра. Кук знал каждого. Отдельных проходимцев он подолгу сжимал в объятиях.

Жак Пуссен понимал, как сильно он рискует. Чем дольше он остаётся на судне, тем вернее становится лишним свидетелем. Однако ответ на мучивший его вопрос был там, впереди, на самом краю пропасти, и откроется он лишь в самый опасный миг. Плотник должен был остаться до последнего.

Год назад, когда «Нежную Амелию» готовили к плаванию в порту Ла-Рошели, кто-то убил его пятнадцатилетнего сына Антонио и старого друга Бассомпьера. Из-за этого преступления Жак Пуссен и нанялся на судно: чтобы понять, кто убийца. И каждый проведённый на борту день утверждал его в мысли, что он был прав. Мог ли он отступить, будучи так близко к цели?

Одиннадцать вечера. Кук с Ангеликом знают, что настало время со всем покончить. Они всё ещё в большой каюте на корме.

– Схожу за Пуссеном, – говорит Кук.

– Постойте…

Под полом слышится шорох.

– Это кот, – говорит Кук, – мой Геракл.

Ангелик взволнован.

– Поговорим ещё. Я должен знать, кто в курсе всех наших дел.

Кук смеётся. Беда честных людей в том, что они всегда хотят знать имена тех, кто в курсе их делишек.

– Поймите меня, Кук. Я не могу полагаться на случай.

– Случай ничего не расстроит, господин Ангелик.

– А что Вожеланд? Что с ним случилось?

Кук пожимает плечами. Ангелик замирает.

– Только не говорите, что…

– Я и молчу.

– Ещё те трое матросов. Они видели меня на борту.

– Вы сами просили, чтобы я дал им уйти.

– Потому что вы чуть не сделали как в Ла-Рошели. Как с тем подмастерьем и его наставником…

Бывший кок поднимает брови.

– О ком это вы?

– О плотнике Бассомпьере, которого вы утопили в порту вместе с мальчонкой! Не делайте вид, будто забыли.