Альма. Неотразимая

– Зато я – имею.

И вот, всемером, они покидают в закатных лучах большой лагерь Сиднея.

В начале марта погода в этой части света ещё летняя. Вскоре опускается чудная ночь. Но никто не наслаждается прогулкой. Каждый вцепился в ружьё.

Спустя два часа они поднимаются на холм, где будут разбиты огороды. Вскопанная земля чернее неба. Кук тут же видит, что среди тёмных силуэтов, складывающих тяпки и готовящихся уходить с участка, Жака Пуссена нет.

– Они ищут Пегги, – говорит сержант.

– Он ушёл.

– Давно?

– Часа два назад.

– Куда? – спрашивает Сенклер.

Мужчина неопределённо машет рукой. Кук оглядывается на юг. И шепчет:

– Французы… Сегодня они отчаливают. Он у французов.

* * *

Пуссена окружает дюжина мужчин. Торс в белой глине, на коже – параллельно идущие шрамы. У некоторых в руках копья с наконечниками, похожими на рыбий скелет. Они возникли из темноты, когда Пуссен остановился передохнуть. Он бежал через полосу леса, отделяющую бухту англичан от той, откуда, возможно, уже ушли французы.

Пуссен оборачивается. А ведь он почти добрался. Он уже слышит, как разбиваются о берег мелкие волны. Залив Ботани совсем рядом. Чудо, что он не заблудился, ведь на этом южном небе нет ни одной знакомой звезды из тех, что направляли его всю жизнь.

Пуссен не прикасается к заткнутому за пояс мачете. У некоторых в руках короткие палки в чёрную полоску. За прошедшие недели он чего только не слышал про жителей здешних земель. Поначалу тёплая встреча и смех, а потом начали пропадать солдаты, рыба исчезала из сетей, копья летали со свистом, без промаха.

Пуссен медленно делает шаг, потом другой, чуть подняв руки, будто не хочет вспугнуть птиц. Но эти птицы перелетают вместе с ним. Они обступили его идеальным кругом. Между деревьями впереди просвет: подлеска нет, только трава. Пуссен идёт по ней в кольце людей. Все тихо шагают вперёд, и шум волн нарастает. Между кустов показалось море. Залив понемногу открывается взгляду. Ни следа кораблей. Ни «Астролябии», ни «Буссоли» нет. Процессия вокруг Пуссена замирает, но плотник не сбавляет шага. Он минует их кольцо. И проходит чуть дальше.

Справа, за скалой, в глубине бухточки показались два фрегата. Их как будто вывели чёрной тушью. Пуссен понимает, что его спутники остановились ровно там, где их ещё нельзя заметить с кораблей.

В нескольких шагах впереди скала вся в морской пене. Пуссен снимает ботинки. Кладёт рядом мачете, которое всё это время было за поясом, а также содержимое карманов. Он оставляет всё это в дар тем, кто его пощадил. Он кланяется на разный манер, показывая свою благодарность. Пробует сделать реверанс, коснувшись земли воображаемой шляпой, но одного из воинов этот жест настораживает, так что Пуссен, тут же пожалев, поднимает руки как можно выше.

Наконец он попросту улыбается им, соскальзывает в воду и плывёт в сторону кораблей.

Пройдя первую волну, он оборачивается, но провожатые уже скрылись. К вещам, оставленным на камне, они не притронулись. Их дружба не продаётся.

Пуссен плывёт вперёд под звёздами. Разгорячённый надеждой, он с трудом успевает дышать между гребками. Он счастлив. Глотая солёную воду, он думает, что наконец-то оставил позади тень Пегги Браун.

40 Спасён

Двое ходят по задней части нижней палубы «Буссоли». У одного в руках фонарь. Он напевает:

Был он английских кровей,
Зубы друг друга острей,
Торговец верной смертью

…

Второй, смеясь, просит его заткнуться. Они вешают гамаки в отсеке, заваленном досками.

Господин де Лаперуз велит каждый день снимать гамаки, чтобы полностью проветрить нижние палубы. Это один из секретов, почему все на борту здоровы. Экипажи «Астролябии» и «Буссоли» пережили немало бед, безумно устали за пройденные по морю семьдесят пять тысяч километров, однако за тридцать месяцев пути болезни унесли жизнь лишь двух моряков, во что верится с трудом.

Наконец тот, кто пел, замолкает. Должно быть, растянулся в гамаке.

– Чего мы ждём? – спрашивает он.

– Английскую шлюпку.

– Зачем?

– Не знаю. Дождёмся и сразу снимемся.

Певец бормочет:

Был он английских кровей,
Зубы друг друга острей…

– Тише ты, плотник!

Затаившийся в паре шагов от них Жак Пуссен подумал, что говорят ему.

– Так и быть, брат плотник.

Пение стихает. Так, значит, эти люди – корабельные плотники. Пуссену везёт. Ему удалось пролезть в окно, которое расширили, чтобы лучше продувало отсеки. Потом он пробирался наугад, ползком, оставляя за собой лужи морской воды.