Оба насилу дождались ночи. Вот и звёзды на небе засверкали, и молодой месяц взошёл. Народ из мечети по домам разошёлся. Прошёл ещё час, и вот показалась Дина. Не идёт, а летит, с собой лишь узелок взяла. Назад отправились той же дорогой, только Лукашка ехал впереди, а Жилин с Диной сзади.
Вышел Жилин в отставку, попрощался с офицерами, поставил солдатам водки и вместе с Диной уехал в своё имение.
Они обвенчались, сыграли скромную свадьбу и стали жить на радость добрым людям. Дома разговаривали и по-русски, и по-татарски. Дина щеголяла то в русском, то в татарском платье. Она оказалась замечательной хозяйкой, а Жилин – рачительным хозяином. Скоро запущенное имение преобразилось. Одно их огорчало: Абдул-Мурат не хотел простить дочь, которая его «опозорила» браком с неверным.
Прошёл год. Дина родила чудесного смуглого малыша. Назвали его Муратом в честь деда. В шутливом споре супруги порешили: родится мальчик – имя ему даст Дина, а девочке – Иван.
Однажды Дина вбежала в мастерскую, где Жилин был занят важным делом: ладил сынишке деревянную лошадку. Лицо Дины сияло, в руке письмо держит:
– Иван, отец приедет повидать внука!
Война в ту пору уже закончилась, на Кавказе мир наступил. Абдул-Мурат прямо с дороги поспешил к внуку. Подкинув мальчика кверху, он сказал:
– Хорош джигит будет. Молодец урус!
Эссе, публицистика
1 Валько Алла, Москва
Сострадание
Поначалу этот день ничем не отличался от других дней в Карпинтерии, небольшом курортном городке Южной Калифорнии, в котором я отдыхала этим летом. К счастью, в этот день не было густого тумана, скрывавшего всё вокруг, но не было и солнца, а над головой висело серое небо.
Я, как обычно, совершала свой ежедневный моцион вдоль берега. Когда я дошла почти до края гряды валунов, защищающих от штормовых волн коттеджи, расположенные сразу за пляжем, то буквально в метре от океана увидела лежавшего среди камней морского котика. Он был совсем маленький, ещё детёныш. Когда я подошла к котику вплотную, он приподнял головку и взмахнул своим маленьким ластом, как ребенок ручкой.
У меня защемило сердце. В чём дело? Котик устал и сейчас отдыхает? Или он не может самостоятельно вернуться в родную стихию? А, может быть, он нездоров и ждёт, когда подступающий к валунам прилив унесёт его обратно в океан? Эти вопросы молнией пронеслись в моей голове, пока я в нерешительности стояла около него. Затем внезапно пришло решение. Забыв про больное плечо, я сказала себе: «Котик такой маленький, не больше семидесяти сантиметров. Сейчас я подниму его и перенесу в воду». Но как только я наклонилась над ним, чтобы выполнить своё намерение, малыш снова поднял головку, оскалил зубы и даже тявкнул, давая мне понять, что может укусить меня. От неожиданности я рассмеялась, а потом заговорила с ним, стараясь убедить его, что не хочу причинить ему никакого вреда. Он, лежа совершенно неподвижно, слушал мои заверения об отсутствии у меня какого-либо злого умысла.
Однако, едва я снова наклонилась над ним, как его реакция оказалась такой же недружелюбной, так что я даже отпрянула. Я поняла, что одной мне не удастся перенести котика в океан. Тогда я решила попросить кого-нибудь из отдыхающих или местных жителей помочь мне. Но в этот серый день поблизости никого не было. Котик лежал на боку и, изредка поднимая ласт, тряс им в воздухе. Потом он перевернулся на живот и конвульсивно задёргал задними ластами. Я всё больше утверждалась в мысли, что котик нездоров.
Наконец, из-за гряды валунов, о которые плескались океанские волны, показались три молодых человека. Они прошли на наш пляж прямо по воде. Я обратилась к ним с просьбой помочь мне перенести котика в океан. Один из молодых людей начал что-то быстро объяснять мне. Я попросила его говорить медленней. В конце концов, я поняла, что котик, возможно, болен, что морские животные являются национальным достоянием, поэтому их трогать нельзя, и что в Калифорнии существует специальная служба, в компетенцию которой входит решение подобных вопросов. Второй молодой человек, наклонившись к котику, высказал предположение, что котик всё-таки «sick». Однако в переводе на русский это могло означать, что котик или болен, или нездоров, или слаб, что далеко не одно и то же.
Молодые люди ушли, а я по-прежнему не знала, что мне делать. Котик понял, что я не представляю для него опасности, и, поскольку я молча стояла возле него, он изредка поднимал головку и смотрел, не ушла ли я. Сердце моё разрывалось от жалости и сострадания. Я всё ещё надеялась, что котик отлежится и уплывёт в океан. Он не производил на меня впечатления безнадёжно больного животного, и я считала, что ему просто нужно оказать помощь. Но какую, я не знала.