Он спустился вниз, по уже тогда немного расшатанной, а теперь совсем обветшавшей лестнице в бывшую гостиную, где находился камин, крытый зеленым кафелем; камин остался тот самый. Много времени спустя после смерти Б-а все здесь перестроили и из больших помещений сделали маленькие комнаты для постояльцев. Будучи убежденным атеистом, Б. никогда не посещал домашнюю часовню, он просто приказал, въехав в дом, запереть в нее дверь. Те, кто жил в «Баронате» после него, без всякого зазрения совести соорудили на этом месте душевую, а из крипты сделали туалет. Наверху под потолком еще видны новоготические своды.
Его охватило удивительное чувство: тут, в этом доме, один, он ходит по комнатам, прогуливается по коридорам, открывает окна и посылает световые сигналы в Италию; он сидит в старом, протертом кресле с высокой спинкой, греясь у камина, время от времени подбрасывая чурбачки в огонь; он стоит под вековым камфарным деревом и поднимает опавший лист, растирает его между пальцев и нюхает: все это и буднично, и литературно, и чуждо, и бессмысленно. Здесь, где все должно было напоминать о нем, ничто о нем не напоминало. Существовало лишь его собственное воспоминание, создавшее Б-а из ничего. Он осмотрелся вокруг. С побеленных стен, из глухих окон, из этой незыблемой окружающей обстановки исходило отражение Б-а. Нет, «Бароната» еще не стала музеем. Возможно, как раз это его успокаивало.