Алмаз лорда Гамильтона

– Короче, жил я здесь, в школе учился, потом институт закончил, Политехнический. Родители до сих пор тут живут, не хотят в Москву переезжать. Там, говорят, шум, гвалт, суета, тьма народу, в Питере поспокойнее, и друзья все здесь.

Женя хотела сказать, чтобы переходил, наконец, к делу, что ей про его детство-юность неинтересно, но промолчала. Но губы сами кривились в усмешке, тогда она отломила ложечкой кусок расторгуевского торта. И правда, слишком сладко, прямо приторно. Вот бабушка торты пекла когда-то… с тарелкой съешь!

– Тогда, семнадцать лет назад, было сухое, жаркое лето, родители жили на даче. Дача эта была старая, еще дедова, в Осельках, знаете это место?

– Н-нет, кажется…

При звуке этого названия что-то отозвалось в Жениной душе, но что – она не могла понять.

– Не были там никогда? Место чудесное – лес хороший грибной, озеро рядом… и до города относительно близко, на электричке доехать можно. Тогда ведь еще машины мало у кого были…

«Еще три минуты этой лабуды и уйду, – подумала Женя, незаметно поглядев на часы над стойкой кафе, – устроил тут вечер воспоминаний, зануда несчастный».

Расторгуев ее взгляда не заметил, но все же что-то почувствовал, потому что положил руки на стол и перестал отводить глаза, видно, решился.

– На той же улице, что и родители, жила семья с ребенком, девочкой. Это мама моя всех соседей знала, а я девочку почти не помню, у нас разница лет десять была. Сами понимаете, мне двенадцать – девчонке два или три, так какое уж тут общение. Но вот мать этой девочки…

Расторгуев смущенно опустил глаза, потом продолжил:

– Она была удивительно красива, это все признавали, даже наши досужие тетки. Никогда о ней не сплетничали, никто не завидовал и не осуждал. Семья держалась уединенно, ни с кем особенно они не дружили, чай с соседями не пили, знаете, как на даче бывает – про грибы да про огурцы разговоры…

«Понятия не имею, – подумала Женя раздраженно, – никогда на даче не жила…»

– Она, эта женщина, держалась со всеми ровно и приветливо, кивнет при встрече, улыбнется слегка, да и мимо пройдет. Что-то такое было в ней необычное, что держало мужчин на расстоянии, никто не пытался даже игривый тон с ней взять. Хотя потрясающе была красивая женщина, это все признавали.

«Про это он уже говорил…» – Женя стиснула зубы, чтобы не сказать это вслух, а то опять разорется, что его перебивают.

– И вот, было это семнадцать лет назад, я тогда уже студентом был, на дачу редко приезжал, ну, друзья, подружки, сессию сдали, как раз в поход собирались в Карелию на байдарках…

Он замолчал, как будто продолжать было трудно, но все же справился с собой.

– Ну, заехал к родителям на дачу в воскресенье, продуктов привез, а у них в поселке полный кошмар. Все в шоке, отец вообще с сердцем слег, оказалось, ночью ту семью, Хомутовых, не то ограбили, не то еще что, но мужа с женой нашли мертвыми, а девочку, дочку их, в невменяемом состоянии в больницу увезли.

– Как вы сказали – Хомутовы? – вскинулась Женя. – Их фамилия была Хомутовы?

– Да, а я разве раньше не говорил? – удивился Расторгуев. – Ну да, Хомутовы.

– Что с ними случилось? – сдавленно спросила Женя.

– Ну… сам я не присутствовал, дом у них чуть в стороне стоял, ночью никто ничего не слышал. А утром соседка заметила, что дверь у них нараспашку, хорошо сама не сунулась, мужа попросила проверить. Ну, тот зашел, кричит – хозяева, дома ли? У вас, мол, дверь раскрыта. И тут увидел, что дверь сломана, на одной петле висит. Зашел в дом, а там… ужас, говорит, полный, муж с женой убитые лежат, девочка рядом с матерью. Весь дом в крови, все разломано и разбито.

Он сам, на что дядька крепкий, отставник, так и то чуть богу душу там не отдал. Еле выбрался, ноги не держали. Вызвали милицию, тогда только узнали, что девочка жива, но в невменяемом состоянии. Ее в больницу срочно. Милиция все осмотрела, сказали, искали что-то, пытались у хозяев вызнать, где это спрятано. Хотя что могло быть у них ценного, да еще на даче – непонятно.

Девочка ничего не сказала – вообще не говорила и никого не узнавала, врачи только руками разводили – нечего от нее ждать, такое пережить… Женя, что с вами?

Женя слушала Расторгуева, но его слова не доходили до нее или доходили медленно, как будто между ними была какая-то тяжелая, вязкая среда – маслянистая вода медлительной ночной реки, той реки, которая отделяет мир живых от царства мертвых.

Но вдруг его слова словно прорвали невидимую плотину, и на Женю обрушилось что-то темное, страшное, что-то, что она давно забыла или сделала вид, что забыла, что-то, от чего она отгородилась, чтобы сохранить жизнь и рассудок.

Она увидела пятна крови на стене… кровавые отпечатки человеческой руки, словно прилипший к стене кленовый лист… Краем глаза она увидела ногу, вывернутую под невозможным углом. Ногу в бежевой мягкой туфле… ей очень нравились эти мамины туфли… прежде, в другой жизни, которая больше не вернется…