Алмаз раджи

Ну кто осмелится сказать мне, что работа в конторе интереснее забав среди лодок? Если же кто-либо и скажет нечто подобное, я отвечу ему, что он никогда не видал ни лодки, ни конторы. И без сомнения, путешествие на лодке гораздо полезнее для человека, нежели конторские занятия. В сущности, удовольствие должно было бы стать самой важной целью жизни. Противопоставить этому можно только алчную погоню за деньгами.

Лишь лживое лицемерие способно изображать банкира и купца людьми, бескорыстно работающими на благо человечества, людьми, особенно полезными, когда они погружены в свои дела. Но человек выше дела. Когда спортсмен из «Клуба королевских водников» настолько отдалится от дней своей юности, что утратит желание увлекаться чем бы то ни было, кроме гроссбуха, вряд ли он останется таким же симпатичным малым и вряд ли так радушно примет двух промокших англичан!

Когда мы переоделись и выпили по стакану эля за процветание клуба, один из юношей проводил нас в гостиницу. Он не захотел пообедать с нами, но не отказался выпить стакан вина. Однако энтузиазм – вещь утомительная. Битых три часа этот прекрасный молодой человек сидел с нами и распространялся о лодках и гонках. Перед уходом он велел прислуге принести нам свечи для спален.

Мы иногда пытались сменить тему разговора, но это срабатывало только на минуту. Член клуба неуверенно отвечал на вопрос, потом его снова, как волна прилива, увлекала прежняя тема, и не он управлял ею, а она подчиняла его себе. Аретуза, для которого любые гонки и скачки – порождение дьявола, оказался в тяжелом положении. Ради чести Англии он не решался признаться в своем невежестве и усердно поддерживал беседу об английских клубах и английских гребцах, дотоле ему вовсе не известных. Он несколько раз чуть было не попался, особенно когда речь зашла о подвижных сиденьях на гребных лодках. Что до Папироски, который в буйную пору юности участвовал в лодочных гонках, но ныне отрекается от грехов тех легкомысленно потраченных лет, то его положение было даже еще более отчаянным, когда «королевский водник» предложил ему пройтись завтра на одной из их распашных восьмерок, дабы сравнить английский и бельгийский стили гребли.

Я заметил, что, когда неуемный спортсмен заговорил об этом, пот выступил на лбу моего друга. Точно так же подействовало на нас еще одно предложение юного энтузиаста. Оказалось, что европейским чемпионом в гребле на байдарках был один из членов «Клуба королевских водников». И если бы мы подождали до воскресенья, этот лихой гребец снизошел бы до того, чтобы сопровождать нас до следующей нашей стоянки. Но ни я, ни мой друг не имели ни малейшего желания состязаться в гонках на колесницах с самим Аполлоном[47].

Когда молодой человек удалился, мы велели погасить свечи в спальне и заказали грог. Члены «Клуба королевских водников» были на редкость милы, но они показались нам слишком юными и слишком преданными своему гребному спорту. Нам стало ясно, что мы старые прожженные циники: нам нравилось тихое безделье и приятные размышления о том о сем; мы не желали осрамить нашу страну, сбив с темпа распашную восьмерку или тащась в кильватере чемпиона по гребле на байдарках. Короче говоря, нам пришлось спасаться бегством. Это попахивало неблагодарностью, но мы постарались компенсировать свою невежливость карточкой, исписанной изъявлениями самой сердечной признательности. Нам было не до церемоний: мы уже чувствовали на своих затылках жаркое дыхание чемпиона.

В Мобеже

Зная, что между Брюсселем и Шарлеруа не меньше пятидесяти пяти шлюзов, мы решили пересечь границу в поезде, так как преодолели бы все эти шлюзы не быстрее, чем если бы шли до Шарлеруа пешком с байдарками на плечах. Воображаю, как хохотали бы все встречные ребятишки!