Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

‒ Гейл, ‒ шепчу я, и замечаю, как желтоватая худая рука с вздутыми венами замахивается для еще одного удара хлыстом. Рядом с Гейлом прямо на земле лежит его кожаная куртка, та самая, в которой я встретила его в лесу несколько недель назад. Светлая рубашка разорвана в клочья, а на смуглой коже уже проступили красные кровоточащие полосы. Тощая индейка прибита за шею гвоздем в тот же столб, к которому привязан мой любимый шахтер. Бледное лицо, полуприкрытые глаза и плотно сжатые зубы: он скорее умрет от боли, чем издаст хоть какой-нибудь звук, значит, мы слышали стоны других людей.

От созерцания его мучений мне становится больно дышать, словно та самая рука, что с ненавистью наносит ему удары, сжимает и мое сердце, к горлу подкатывает комок, из глаз текут слезы…

‒ Кто это? ‒ как будто в тумане доносится до меня тихий голос Мэри.

‒ Ромулус Тред ‒ новый глава миротворцев, ‒ шепотом отвечает ей стоящая рядом женщина. ‒ Крея отправили в отставку.

‒ За что его? ‒ опять спрашивает моя няня.

‒ Похоже, парень по привычке решил поторговаться за дичь, да не рассчитал, что в старом доме живет теперь другой человек. Его осудили за браконьерство, хотя он и уверял, что негодница перелетела через забор, а он лишь забил ее палкой. Теперь, выходит, и это нельзя. Тред силой притащил бедолагу на площадь и заставил во всем признаться, совершил суд и приговорил к публичному наказанию ударами плетей, которое собственноручно и выполняет.

‒ Сколько, сколько раз? ‒ дрожащим голосом говорю я. Хорошо, что это была только одна тощая индейка, а не целая сумка с трофеями.

‒ Не знаю, ‒ сухо отзывается женщина. ‒ По мне и этого достаточно, только вот начальник…

Она не договаривает, но я без нее знаю: начальник останавливаться не собирается, будет бить, пока не убьет, чтоб другим неповадно было, чтобы даже думать боялись о лесе.

А удары все не заканчиваются. Мой воспаленный рассудок соображает плохо, и я понимаю только одно: нужно спасти Гейла любой ценой и остановить эту пытку, иначе он может умереть прямо здесь на площади, привязанный к позорному столбу, как преступник. Умереть. При осознании этого факта все обиды и злость на Гейла за то, что он любит Китнисс, улетучиваются, как дым. Пусть любит кого хочет, пусть даже женится на ней и заведет семью, только пусть живет. Пусть дышит!

Нужно срочно найти папу. Почему, почему его не вызвали? Почему этот жестокий худощавый и высокий немолодой мужчина все решил один без мэра. Оглядываю толпу, пытаясь найти хоть кого-то, способного встать на сторону Охотника, и натыкаюсь взглядом на двух миротворцев идущих в мою сторону, которые, видимо, только сейчас узнали о нарушении правопорядка и решили посмотреть, что происходит на площади. Один из них рыжий и бородатый кажется мне смутно знакомым. Припоминаю, что Китнисс и Гейл торговали с ним и даже дружили, если с миротворцами вообще можно дружить. С трудом вспоминаю его имя ‒ Дарий. Он неплохой человек и, наверняка, сможет помочь. Я бегу к нему, что есть силы, и заставляю посмотреть на себя.

‒ Я дочь мэра Андерси и подруга Китнисс Эвердин. Там, на площади избивают Гейла Хоторна ‒ ее друга и двоюродного брата. Умоляю, защитите его!

‒ Хоторна? ‒ переспрашивает странный миротворец, и его огромные руки сжимаются в кулаки, а на щеках начинают играть желваки. Он прибавляет шагу и опрометью входит в круг, направляясь к новому начальнику. ‒ Хватит! Пора прекращать! Сколько уже ударов нанесено?

‒ Тебя забыли спросить? ‒ Тред оглядывается, переводя дух и утирая капли пота со лба.

‒ Я сказал, хватит! ‒ Дарий пытается выдернуть плеть и завернуть своему новому главе руку, но тот, несмотря на возраст, с легкостью и непостижимым проворством отбивает выпад и ударяет противника кнутовищем в лоб. Рыжеволосый миротворец падает, на его лице набухает лиловая шишка, а палач, расправив плечи, возвращается к Гейлу.

‒ Папа, где ты?! ‒ шепчу я, утирая бегущие слезы и кусая губы.

‒ Стой, где стоишь, ‒ сильная, натруженная рука Мэри больно хватает мои пальцы, заставляя меня буквально врасти в землю. ‒ Этому мальчику уже ничем не помочь, миротворца ты погубила, теперь хочешь и отца в гроб загнать!

Я не знаю, что делать. Дарий и, правда, пострадал из-за меня, что теперь с ним будет? Его разжалуют? Высекут? Отправят в тюрьму? Отрежут язык? Что же я наделала?!

Удары не прекращаются, и спина Гейла превращается в густое кровавое месиво, он теряет сознание, опускаясь на колени, и лишь веревка удерживает его от падения на землю. Снег вокруг становится красным от его крови, колени у меня подкашиваются, голова начинает кружиться, я стою на ногах, только благодаря усилиям Мэри. Несколько раз я порываюсь вперед, хочу закрыть его своим телом, спасти хотя бы ценой своей жизни, но служанка крепко держит меня за руку, а глава миротворцев продолжает «исполнение своего гражданского долга».

И вдруг какая-то замотанная фигура, словно услышав мои мысли, широко раскинув руки, почти падает на Гейла, заслоняя его от нового удара хлыста. Плеть проносится по ней.