Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

День сменяет другой, а я начинаю жить от воскресенья до воскресенья. Гейл всегда приходит в одно и то же время, ровно в одиннадцать, а я спустя несколько минут выхожу к нему, и мы гуляем по городу и Луговине. Я становлюсь шпионкой в собственном доме, стараясь узнать побольше об обстановке в стране, но особенно сильно нас с Гейлом интересует Дистрикт-13.

– Возможно, там не все убиты, – говорит он мне однажды. – Что, если Капитолий уже, как лет семьдесят пять туда не заглядывал, а съемки монтируются? Вдруг это недетская сказочка, и он действительно существует.

Пока я ищу без толку, но мне упорства в этом деле занимать, и найду нужный клубочек, тем более что наши диалоги об играх и Капитолии перерастают во все более житейские темы. Дистрикт-12, Пози, Вик, Рори, шахты, мое детство, охота Гейла и просто наслаждение обществом друг друга.

Временами я боюсь, что Гейлу нужна от меня только информация о восстаниях, иногда я думаю, что он просто возвращает долг, но чаще всего я убеждаюсь в одной очень твердой мысли: « Для него я больше не просто дочка мэра и даже не фея. Я Мадж. И я его подруга», но скоро и этого мне будет недостаточно».

Комментарий к А я уже не верила

Стихи принадлежат перу великолепного Бориса Заходера, а строчка: ” Он жив, он дышит, он смеет быть не печальным” Анне Ахматовой.

А я продолжаю подстраивать канон под себя…

========== Моя отрада ==========

В будни, между воскресениями, примерно раз в неделю я навещаю Китнисс. Удивительно, но она, будучи замужем за любимым мужчиной, совершенно не выглядит ни счастливой, ни довольной жизнью женщиной. Победительница Семьдесят Четвертых Голодных Игр как будто превратилась в затворницу, ограничив мир четырьмя стенами дома Пита и своего бывшего жилища, где теперь хозяйничают миссис Эвердин и Прим.

У моей подруги разыгрался сильный токсикоз, а еще, похоже, она очень плохо спит по ночам, что заметно по ее осунувшемуся лицу, сероватой коже и глубоким теням под глазами.

‒ Беременность проходит тяжело, ‒ признается она через несколько недель после свадьбы. ‒ Ребенок делает меня слабой и уязвимой. Все время хочется спать, ‒ и она поднимает на меня измученный взгляд.

Порою мне кажется, что она не рада будущему материнству.

‒ Уверена, во втором триместре тебе станет полегче, ‒ уговариваю ее я, хотя, конечно, подозреваю, что дело не только в токсикозе и повышенной утомляемости. Китнисс гложет прежде всего внутреннее беспокойство и непрекращающийся страх перед следующими Голодными Играми. ‒ Все же это твой ребенок. Твой и Пита! Разве это не счастье?! Я бы, наверное, обезумела от радости, если бы была беременна от…, ‒ вовремя прикусываю язык, ‒ моего любимого. Частички нас, образующие единое целое.

‒ Я даже понянчить его не успею, ‒ подруга смеряет меня внимательным оценивающим взглядом, а я понимаю, каким огнем начинают полыхать мои щеки. ‒ Ребенку будет всего-то несколько месяцев, а что станет с ним потом, только президенту Сноу известно.

‒ И все же малыш спас вам жизнь. Правильно Пит сделал, что рассказал о твоем интересном положении. Чтобы было, если бы вы промолчали? Твой сын или дочка могли бы и вовсе не родиться!

‒ Пит ‒ молодец во всех отношениях, ‒ с немигающим взором произносит подруга.

‒ А вообще, постарайся пока не думать об играх. До них еще так далеко. Мало ли что может случиться.

‒ Ты прямо, как Хеймитч, ‒ усмехнувшись, выносит вердикт она и подливает мне еще чаю.

Через четверть часа домой возвращается Пит, приветливо поздоровавшись со мной, он сухо бросает через плечо жене:

‒ Как дела?

‒ Все в порядке, – получает быстрый ответ и, не удостоив Китнисс взглядом, поднимается наверх.

Странно даже. Не похоже это на Пита. Может, поссорились? Мэри любит повторять, что мужчины меняются после свадьбы, да и ребенок становиться большим испытанием для молодых супругов. Вероятно, Китнисс стала слишком плаксивой.

‒ Много работы. Очень устает, ‒ словно услышав мои мысли, объясняет хозяйка дома.

‒ Это из-за портрета и папиных картин? Скажу ему, чтобы не торопился. Пусть проводит время с тобой.

‒ Картины помогают ему забыть, ‒ что именно забыть, она в подробности не вдается. ‒ Живопись Питу не в тягость.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Пит любит рисовать, а тебя еще больше, не зря же он вызвался добровольцем на второй Жатве.

– Да уж, – вздыхает она. А ты с кем-нибудь встречаешься?

– Нет, – отвечаю я, тем более, что мои слова и обманом не пахнут. С Гейлом мы действительно встречаемся каждую неделю, но это совершенно не одно и то же с тем, о чем интересуется Китнисс.

– Вот и правильно. Забот меньше, – сегодня миссис Мелларк особенно не разговорчива, поэтому я спешу покинуть ее, к тому же, мне еще нужно привести себя в порядок перед очередным воскресеньем.