Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

‒ А что я должен помнить? ‒ снова ощетинившись, бросает он. ‒ Как и все отмечал свадьбу Китнисс и Пита новым пойлом Риппер. Очень находчивая женщина оказалась. Вик проболтался, что Маккольн с Томом помогли мне добраться до дома.

‒ Ясно, ‒ есть все-таки Бог на свете, потому что Гейл изворачиваться вряд ли станет. Душа, отряхиваясь от стыда и страха, медленно расправляет плечи. Дышать становиться легче. ‒ Постараюсь что-нибудь выяснить, а потом тебе сообщу.

‒ Идет! ‒ он улыбается и отпускает мою руку. ‒ Тогда я зайду.

В последнюю фразу верится с трудом. Я, конечно, выведу отца на чистую воду, но не ради Гейла. Мне самой необходимо знать, что творится в стране. Давно пора.

‒ Папа, ‒ улыбаюсь я вечером отцу, усаживаясь на стул, стоящий напротив него.

‒ Мадж, ‒ он старается быть приветливым, но по голосу я чувствую, что он устал и разговаривать ему сейчас хочется не больше, чем мне смотреть новый сезон игр.

‒ Давай прогуляемся. Вечер чудесный, ‒ пора вытащить его из-за этого стола с кипой бумаг, иначе он постареет еще быстрее.

‒ Дочка, ‒ мнется он, прикусывая нижнюю губу и вздыхая. ‒ Работы непочатый край. Столько документов нужно изучить, ‒ он обводит глазами стол.

‒ Полчаса, ‒ я сжимаю его ладонь. Можно, конечно, и тут поговорить, но жуткая обстановка кабинета явно не настраивает на приватную беседу, да и вдруг за папой следят.

‒ Хорошо, ‒ сдается он.

‒ Рада, что ты согласился, ‒ говорю я, держа его под руку, когда мы выходим за калитку.

‒ Давно мы так не гуляли, ‒ печально констатирует он. ‒ С тех пор как я стал мэром, а раньше каждую неделю ходили вместе за сладостями. У всего своя цена.

‒ Ты хороший отец. И муж. И мэр.

‒ Спасибо, ‒ он целует меня в лоб.

‒ Папа, ‒ начинаю я робко,‒ ты не знаешь, увольнений в шахтах не было в последние дни?

– Насколько я знаю, нет, – пожимает он плечами. – Несколько шахтеров не вышли на работу после грандиозной попойки во время свадьбы Пита и Китнисс – им сделали внушение и вычет из зарплаты, но рабочее место на первый раз сохранили.

Хвала небесам. Уже неплохо.

– Массовые наказания не спадают. Порки, тяжелая работа, возможно, даже казни, и не только у нас. Расскажи, то ты знаешь о восстаниях в других дистриктах?

‒ Мадж, ‒ его лицо принимает рассерженное выражение. ‒ Так я знал, что неспроста ты затеяла эту прогулку. Чего еще удумала? Кто тебя послал меня расспрашивать? Этот проныра Эбернети? Или твоя подруга?

‒ Мне важно знать самой, ‒ чувствую, как холодеют ладони. ‒ Не ради Китнисс. Ради себя, тебя и мамы.

– Тебе это знать ни к чему. Мы будем жить, как жили. Если я все сделаю правильно, нас это не коснется.

– А других? Что ждет жителей Шлака и их детей? – он молчит, и я теряю всякую надежду. – Папа, они такие же люди!

‒ Ничего хорошего их не ждет. Войны и революции уже не избежать. Рабочий класс в дистриктах больше не может терпеть. Самые смелые и глупые встают на дыбы и требуют перестройки режима. Одиннадцатый, девятый… Жаль, исход предрешен ‒ дистрикты снова будут повержены, и участием двадцати четырех детей в Голодных Играх уже не обойдешься…

‒ А если восстанет вся страна? Если на этот раз получится? Если шахты, город и ….

‒ Я должен регулировать порядок, Мадж! ‒ понуро отвечает папа. ‒ Если возникнет мятеж, в первую очередь спросят с мэра. И я сделаю все, чтобы не дать бунту разгореться, потому что я трус, дочка, но я боюсь не за себя, а за вас с мамой.

Вот так… Мое сердце падает вниз. Папа ‒ заложник обстоятельств. Не мудрено, что он извелся за этот год. Спросили не только с Китнисс.

‒ Прости, ‒ шепчу я. И тут каждый за себя. В мире Голодных Игр голодные игры не заканчиваются, мы все играем в них до самой смерти.

Домой мы возвращаемся расстроенными и опустошенными. Папа бросает еще несколько незначительных фраз о Дистрикте-4, ох, неужели я была права, и о восьмом, который взбунтовался одним из первых еще во время Тура Победителей. Казни там велись прямо на площади, причем массово.

По приходу домой отец вновь запирается в кабинете, а я иду к маме, чтобы подарить и получить взамен хотя бы капельку тепла. Привычная книга в моих руках и почти спокойная улыбка мамы возвращают меня к событиям прошлого года, к времени, когда я еще смела надеяться на любовь Гейла. Только сейчас даже любимый роман подходит к концу, и я с болезненным трепетом перелистываю последнюю страницу.

‒ Ну, вот и все, ‒ говорю я. ‒ Закончили.

‒ И все-таки это повесть о разбитых надеждах, ‒ задумчиво произносит мама.

‒ Почему? ‒ удивляюсь я. ‒ Ведь Джейн и мистер Рочестер все-таки обрели друг друга и нашли свое тихое семейное счастье.

‒ Он ее обманул. Разве можно такое простить?

‒ Не обманул, а умолчал. Это разные вещи. К тому же мисс Эйр смогла простить его. Любовь иногда творит чудеса.

‒ Порою мне кажется, что она вернулась к Эдварду только из жалости. Слепой, да еще и калека.

‒ Папа любит тебя по-прежнему, ‒ я сжимаю ее ладонь, понимая, откуда дует ветер.

‒ Думаешь, меня такую можно любить? ‒ с горькой усмешкой качает головой мама. Вчера я пришла к выводу, что твой отец любил Мейсили.