Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

‒ Правда? ‒ он кивает, и это придает мне уверенности. ‒ Тогда давай убежим, Гейл! В лес или в другой дистрикт. Ты будешь охотиться, а я заниматься хозяйством. А еще, ‒ краснею, но все же договариваю. – Я хочу, чтобы у нас была семья. Дети. Мальчик и девочка. Но если будут рождаться все время мальчики, я буду рожать до тех пор, пока не рожу девочку, как твоя мама, а если девочки, то пока не подарю тебе сына. Ты ведь хочешь детей? ‒ он улыбается, прикрывая глаза, а затем целует меня в макушку.

‒ Какая же ты все-таки мечтательница, но я, наверное, тебя за это и люблю.

‒ Любишь? ‒ я не верю своим ушам, чувствуя, как в сердце разливается радость.

«Любит. Любит… Любит», ‒ произношу я вновь и вновь и просыпаюсь от надоедливого стука в дверь. Счастливая и немного разочарованная от того, что это был только сон. Но как знать? Бывает, сны оказываются вещими. Может, Гейл действительно любит, не мог же он меня просто так целовать.

Хотя, не может. Гейл любит меня, определенно, любит. Я чувствовала это уже несколько недель подряд, просто боялась поверить. Но теперь…

Господи, я словно пьяная от этого божественного счастья, от этой сумасшедшей невероятной радости, упавшей с небес на мою голову. Мне теперь и засыпать ни к чему, достаточно прикрыть веки, и я снова вижу такого любимого и родного Гейла, его глаза цвета грозового неба, немного насмешливую улыбку, сильные руки, обнимающие меня за талию и чувственные губы, заставляющие забыть все на свете.

Боже мой! Какая же я была глупая и недалекая, когда кляла судьбу за невзгоды, переживания и слезы неразделенной любви. И вот теперь Гейл меня любит!

Оказывается, нужно было просто потерпеть, заслужить и выстрадать свое счастье. И теперь, если исход будет тем же, я готова еще раз пройти через все те страдания и муки, что мне пришлось пережить, лишь бы вновь почувствовать вкус его поцелуя.

– Мадж? Ты собираешься вставать сегодня? В школу опоздаешь! – доносится из-за двери встревоженный голос Мэри. Я вздыхаю и, нехотя, поднимаюсь с кровати. Умываюсь и надеваю привычное серое платье с белым кружевным воротничком и такими же манжетами; привычная белая лента стягивает волосы в низкий хвост. В следующий раз на встречу с Гейлом я распущу волосы – после тугой косы они будут еще более волнистыми. В это воскресенье у нас будет первое настоящее свидание, а не обычная прогулка по дистрикту, не просто же так любимый Охотник позвал меня на Луговину, я бы и так пришла, не сговариваясь. Теперь все будет по-другому…

– Мадж, спустишься ты сегодня или нет? – уже почти бранится Мэри, и я спешу открыть дверь, дабы не волновать ее еще больше.

Пожилая женщина моет плиту, натирая белое покрытие до блеска. Труженица наша! А я такая счастливая, что мне хочется целовать и обнимать весь мир. Подхожу к служанке и, обняв ее за талию, целую в морщинистую щеку. Не могу больше держать эту волнительную радость в себе: так хочется поделиться ею с кем-то близким и родным.

– Да что с тобой такое? – сокрушается она, уже накладывая мне в тарелку ароматную глазунью с зеленью. – Вчера была молчаливая и задумчивая, а сегодня тебя залпом из пушки поднять было невозможно, да еще и приласкаться решила.

– Ох, Мэри, я, наверное, скоро выйду замуж, – впервые озвученная фраза начинает греть и без того ликующее сердце. И сомнений быть не может, через неделю другую Гейл сделает мне предложение и попросит моей руки у папы, и если тот не даст согласие, я все равно стану его женой и уйду жить в Шлак, и… Звон бьющегося об пол фарфора заставляет меня вынырнуть из пучины блаженных грез.

– За этого шахтера? За Хоторна? – держась за сердце, переспрашивает служанка.

– За Гейла! – говорю я, убирая осколки и собирая на газету остатки моего завтрака. Интересно, что Мэри убивает сильнее: мое признание или то что, жаренные яйца придется отдать дворовой собаке?

– И с чего это ты решила, что он на тебе женится? Что между вами вчера такого произошло?

– Нет, нет, – вся кровь, которая во мне есть, приливает к лицу. – Нет, ничего, что выходит за рамки приличий. Гейл Хоторн – честный человек. Он вчера впервые поцеловал меня.

– Впервые? – моя нянечка качает головой. – После одного поцелуя свадьбы не играют.

– Ты ведь не знаешь, какая у нас любовь, – злюсь я.

– Ну, твою-то за километр видно. Даже страшно, – она сжимает мои руки в своих ладонях. – Одумайся, пока не поздно. Будешь страдать, плакать и жалеть. Подумай о матери и отце.

– Папа, – вскрикиваю я. Мы же собирались поговорить сегодня о месте бухгалтера для Гейла.

– Да куда ты, дуреха? Он давно на работе, – женщина качает головой, в глазах ее читается искренняя скорбь. Еще чуть-чуть и расплачется. Будто хоронит! – Говорила я твоему отцу: запретить тебе ходить на Луговину, но он слишком демократичен и либерален. Вот и допрыгались: дружба – дружбой…

– Глупости, – я резко выдергиваю ладони из морщинистых и намозоленных рук. – Ты понятия не имеешь, какой он!