Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

Остаюсь в ее комнате, проведя ночь в ее кровати. Утром дочка снова плачет, и плачу вместе с ней, не найдя сил придумать что-то лучшее. Больше я не сдерживаю ее слез, надеясь, что вместе с ними уйдет и вся боль, однако легче ей не становится. Через неделю от таких волнений у моего ребенка начинают выпадать волосы. Каштановые, переливающиеся на солнце золотом пряди скуднеют день ото дня. Доктор только разводит руками, а я боюсь, что болезнь, так долго терзающая меня, постигла и Мадж тоже. Андерси ругается в своем кабинете, Мэри поит нашу девочку травяными сборами Элизабет. Люди за окнами продолжают сплетничать. Почти два месяца мы живем в скорбном молчании, пережидая горечь разочарования, уныние и частые истерики. Я читаю Мадж «Тома Сойера», но на ее губах не проскальзывает даже малейшая тень улыбки. Зеленые глаза остаются печальными и равнодушными. Андерси запрещает произносить в доме имена Гейла и Китнисс.

Моя дочь становится все более молчаливой, еще сильнее замыкаясь в своем искусственно созданном мире. Больше ничего не вызывает в ней интереса, и даже новые книги, выписанные из Капитолия, неделями лежат нераспакованными на тумбочке в коридоре. Однажды обязательная передача прерывается сенсационной новостью:

– У Победителей Семьдесят четвертых Голодных Игр Китнисс и Пита Мелларков родилась дочь, – восторженно произносит прилизанный ведущий, одетый в пестрый костюм. Я с ужасом оглядываюсь на Мадж.

– Мне все равно, – она пожимает плечами. – Пусть Китнисс хоть слоненка родит, меня это не касается. Это ее жизнь.

Комментарий к Горькая правда

Вот я написала. Прошу прощение за задержку. Больше постараюсь не пропадать.

Вот такая глава, немного скомканная и с намеками. Понимаю, что такая Мадж многих расстроит и даже взбесит, но в горе я увидела ее такой.

========== В поисках правды ==========

Неделя летит за неделей. Я больше не ищу встреч с Гейлом и не навещаю Китнисс. Мне не хочется наряжаться. Иногда я с трудом заставляю себя умыться и расчесать тусклые редкие волосы. Мэри говорит, что не видела улыбки на моем лице уже целую сотню лет – я не поддаюсь на ее провокацию. Дня три назад папа притащил с улицы трехцветного котенка, который постоянно норовит уснуть в моей кровати; он забавно мурлыкает и морщит нос, когда я его глажу, но и его зеленые глазюки с хитринкой не могут вытащить меня из лап бесконечной тоски.

Недавно я обнаружила в нашем почтовом ящике приглашение на крестины дочки Китнисс. Кажется, ее зовут Рута, но до конца я в этом не уверена. В последнее время я вообще мало в чем уверена, за исключением разве только того факта, что в этой девочке течет кровь Гейла. Случайно пришедшая в минуту отчаяния и боли шальная мысль прочно закрепилась в моем сознании. А как же иначе? Какое объяснение может быть еще? Почему вдруг Гейл перестал видеться со мной, почти забыл о своей семье и даже наплевал на забастовки, все свое время посвящая сначала с беременной «кузине», а потом и ее ребенку. Порою я вспоминаю себя полуторагодовалой давности: та Мадж старательно цеплялась за крохотную соломинку, отчаянно искала хотя бы малейшую возможность сомнений, не верила, не хотела верить, строила воздушные замки…

Сегодняшняя я не хочет блуждать в потемках собственных иллюзий. Гейл любит Китнисс. Возможно, и она отвечает ему взаимностью. Она родила его ребенка. Вместе они обманывают Пита, поэтому я не пойду на крестины: боюсь разглядеть в детском личике черты Хоторна. Интересно, почему Китнисс так долго скрывала от него правду, или он сам посчитал сроки и припер ее к стенке? И еще один вопрос: догадывается ли о чем-то Мелларк или он пребывает в счастливом неведении? Может, после перебранок в медовый месяц он смирился, или Китнисс убедила его в ошибочности его подозрений. Наверное, я умру, так и не узнав ответа на этот вопрос, умру, так и не поняв, а они пусть живут, как хотят: времени жить на этом свете им и так осталось немного.

После двух месяцев болезни я снова посещаю школу. Жаль. Раньше учителя ходили ко мне на дом, и меня вполне устраивало такое образование. После того как я начала свободно передвигаться по дому, а чувство голода вновь заставило урчать мой желудок, папа принял решение о том, что мне нужно вернуться в класс. Новые страдания обрушились на мою голову, а старые не захотели уступать им место, и моя душа вновь начала разрываться от боли.

Произошедшее я замечаю по ехидным улыбочкам, обращенным в мою сторону. Кое-кто даже распространяет сплетни о том, что я была беременна, но вытравила ребенка, и поэтому так долго болела. Из-за происходящего мои тревоги только растут, не позволяя успокоиться и зажить нормальной жизнью. Теперь я просто существую, почти ни с кем не разговариваю, часто лежу в постели без сна, предаваясь новым порциям печали и уныния. Учителя ставят мне четверки, не прочитывая половину работы, исправленная же часть кишит закорючками красного цвета.