‒ Достаточно, ‒ вглядываюсь в его глаза. Смятение? Страх? Нет! Странная нежность и не присущая Хоторну мягкость появляется на его лице. Еще вчера за них я бы пошла босиком по углям. Сегодня мне это уже неинтересно. А ему, кажется, надоело изворачиваться и врать, и он до безумия рад, что я узнала обо всем сама, и теперь не придется со мной объясняться.
‒ Я виноват перед тобой, Мадж. Прости. За все. Я не должен был.
О, он раскаивается! Ему, возможно, даже жаль. Гейл Хоторн просит прощения. Горькая усмешка, вылетая из моего рта, обращается в саркастический хохот. Из глаз на лицо выливается что липкое, горячее и соленое. Наверное, это кровь: слез во мне больше не осталось.
‒ Так, значит, после войны ты будешь жить с Китнисс? ‒ он молчит. Все правильно, зачем говорить то, что и так очевидно? ‒ А что будет с Питом? ‒ Гейл отводит взгляд. Не хочет сейчас об этом думать, а мне становится обидней вдвойне. ‒ Если бы ты только знал, сколько боли мне причинил. Не возвращайся! Оставайся на своей войне вечность. Сражайся за свой любимый дистрикт с ненавистным Капитолием. Ищи справедливость и не возвращайся! Никогда!
Силы уходят вместе с соленой жидкостью, я теряю равновесие и начинаю чувствовать коленями холод и сырость утренней земли. Гейл пытается поднять меня, но я отбиваюсь, в отчаянии осыпая его грудь и руки ударами кулаков. Пусть оставит меня здесь и пусть никогда не возвращается.
‒ Я хочу, чтобы ты остался там. Я желаю тебе одной лишь смерти!
‒ Это не ты, Мадж. Это боль внутри тебя, ‒ он уходит. ‒ Постарайся стать счастливой.
Я вновь остаюсь одна. Только обида и боль по-прежнему находятся рядом. Он будет жить с Китнисс, а я превращусь в чудовище, в то самое, каким меня сделал он. Черная зависть пригибает меня к земле, но сильные руки заставляют подняться. Что-то теплое ложится на плечи, если бы оно могло отогреть душу. Может быть, Гейл все-таки вернулся?
‒ Гейл…
‒ Не волнуйся, дочка. Он вернется. Такие, как он, всегда возвращаются.
‒ Нет, пусть он умрет. Не желаю, чтобы он возвращался. Будь он проклят… Будь проклят!
‒ Ты сама не знаешь, что просишь, идем домой.
Папа… Видно, в целом свете я только ему и нужна. Он заставляет меня двигаться, а в дом вносит на руках. В спальне у кровати мама вместе с Мэри копошится около меня с махровым халатом, тазиком с кипятком и чаем с малиной. Папа аккуратно отодвигает хрустальную вазу с белыми, все еще свежими подснежниками. Подснежниками Гейла. Я вскакиваю, и ваза летит вниз, разбиваясь на тысячу осколков; на бежевом ковре появляется мокрое пятно, правая ладонь почему-то начинает кровоточить. Мне не больно, только пустота заполняет мою душу. Мэри собирает подснежники, папа просит унести их вниз. Мама умоляет меня лечь и долго рассказывает про Оле Лукойле. Мне снится волшебный зонтик и Гейл. Я опять проклинаю его. Я хочу, чтобы ему было также больно, как мне.
В понедельник мне разрешают прогулять школу. Во вторник я нехотя плетусь на занятия, но сбегаю, не пройдя и полдороги. В среду я встречаю Китнисс. Жизнь ‒ странная штука. Оказывается, она давно ищет встречи со мной. Я не могу ее видеть, даже такую бледную, несчастную и без мужа. Кажется, она тоскует об ушедшем любовнике. Должно быть, Пит, наконец-то, прозрел и все понял. Китнисс рассказывает о том, что Рута болела, и спрашивает меня о Гейле. Мне не жаль их приблудную дочь, мне хочется сказать, что отец девочки умер. Она уходит.
В четверг я нахожу в гостиной уже наполовину сухие подснежники, отчего-то мне не хватает смелости выбросить их в мусорное ведро. В пятницу вечером папа говорит, что несколько Победителей присоединились к повстанцам, значит, скоро кто-то навестит Хеймитча Эбернети и Пита с Китнисс. Мне все равно. Я уже мертвая, напрасно он просит быть осторожней.
Дни текут, не оставляя мне выбора ‒ я становлюсь еще более злобной и грубой. Злыми не рождаются: злыми нас делают другие люди. Я больше никогда не стану той Мадж Андерси, что была раньше.
Война ползком идет по стране. Тысячи жизней смерть уносит в свои владения. Однажды в новостях высокий красивый брюнет с глазами цвета грозовой тучи вбегает в здание, которое рушится в то же мгновение, хороня его под своими обломками.
Я знаю этого молодого военного. Я слышу свой собственный крик. Мое желание исполнилось. Это я прокляла Гейла Хоторна.
========== Звездопад ==========
Теперь-то я знаю, как сходят с ума:
Не могут понять, не умеют смириться…
Как серой стеной возникают дома,
И с серой стеною сливаются лица…
Как время течёт непрерывно назад:
Пытается вспомнить… вернуть и исправить…
Свершённых событий случившийся факт
В потоке событий всех перенаправить…
Неважно становится: год или час…
Вот-вот и, похоже, все рамки исчезнут:
Былое всецело поглотит «сейчас»…
И это былое окажется бездной…
Теперь-то я знаю, как сходят с ума:
Срываются, жаждут в реале забыться…
Не веря, что кончится эта зима…
И учатся заново Богу молиться…
Аннастасия Ларецкая