Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

Пит сидит на диване, сложив руки на коленях. По лицу катятся крупные слезы, и я знаю: ему страшно. Я ни капельки не осуждаю его: я бы тоже боялась и билась в истерике, но он почему-то краснеет и опускает глаза.

‒ Удачи тебе, Пит, ‒ говорю я, и больше не могу выдавить из себя ни слова.

‒ Спасибо, ‒ одними губами отвечает он, и мы молчим до тех пор, пока не приходят миротворцы. И вдруг до меня доходит. ‒ Скажи ей, Пит! Скажи, что любишь ее, вы оба имеете право на это, – он поднимает голову и смотрит на меня долгим внимательным взглядом, а затем кивает в знак согласия. Я понимаю, что пришла не зря, и позволяю миротворцам вывести себя за пределы коридора на улицу, а слезам, скопившимся в глазах, пролиться.

Сильные руки тут же прижимают меня к могучей груди и начинают гладить по волосам. Синяя рубашка, темно-серый костюм и запах терпкого одеколона. Папа.

‒ Мадж, как же ты долго! Я же начал беспокоиться, не случилось ли чего с тобой.

‒ Со мной? ‒ вглядываюсь в лицо отца, но он прячет глаза и отворачивается. ‒ Я прощалась с Китнисс и Питом.

‒ Понятно. Ступай домой, Мадж. Ты нужна маме. Мэри уже там.

‒ Что-то не так, папа?

‒ Нет, нет, ‒ мягко говорит он, но я все равно не перестаю чувствовать фальшь в его голосе.

Домой я почти бегу, лишь изредка останавливаясь на перекрестках, чтобы перевести дух. Мэри открывает мне еще до того, как я успеваю постучаться. Видимо, она ждала меня, стоя у окна.

‒ Хвала Небесам! ‒ старая служанка прижимает меня к себе морщинистыми руками. ‒ Ты вернулась.

‒ Все в порядке. Ведь это же не мое имя выпало на Жатве.

‒ Мало ли что, ‒ уходит от ответа няня.

‒ Как мама? ‒ спрашиваю я, войдя в прихожую.

‒ Плохо, ‒ выражение лица Мэри из успокоившегося вновь становится печальным. ‒ Ума не приложу как, но она догадалась, что сегодня день Жатвы.

‒ Мы же впервые за два года, оставили ее совершенно одну дома, ‒ говорю я. Не трудно свести концы с концами.

‒ Успокой ее.

Поднимаюсь по лестнице и без стука вхожу в мрачную спальню. Мама, испуганная и опечаленная, впервые за несколько месяцев сидит в кресле, а не лежит в постели. Синие губы искусаны, ломкие волосы до ключиц взлохмачены, на щеках видны непросохшие следы недавних слез.

‒ Мамочка! ‒ я обнимаю ее за плечи и сжимаю худые руки в своих ладонях. ‒ Все в порядке. Я с тобой. Меня не забрали в Капитолий.

‒ Хорошо, ‒ она улыбается, но вдруг в ее глазах вновь появляется беспокойство. ‒ Мадж, а где брошь с сойкой?

Соврать? Сказать, что потеряла? Что кто-то украл? Это ее убьет. Пусть лучше знает правду.

‒ Мама, я подарила ее девочке, которая пожертвовала собой ради сестры. Она стала добровольцем от Дистрикта-12.

‒ Пожертвовала собой ради сестры? ‒ удивленно начинает мама.

‒ Китнисс Эвердин. Мы учимся с ней в одном классе.

‒ Эвердин? ‒ словно не веря ушам, продолжает она.

‒ Дочка лекаря из Шлака. Я надеюсь на то, что брошка станет талисманом и защитит ее на арене.

‒ Дочка Элизабет. Хорошо. Может, Мейсили ей поможет. Правильно, что подарила. Пожалуй, в этом году я посмотрю парад и интервью участников.

Мама держит слово, через несколько дней после Жатвы мы втроем вместе с папой видим по телевизору держащихся за руки и охваченных пламенем Китнисс и Пита. Толпа в зрительном зале рукоплещет им, выкрикивает их имена и бросает цветы под колеса их колесницы. Отец хмурится каждую минуту, боясь, как бы с мамой не случился новый приступ, а мама, улыбаясь, говорит:

‒ А ведь это девочка очень похожа на Хеймитча. У Дистрикта-12 появился шанс победить на этих играх.

Маме становится лучше, на следующий день после объявления результатов баллов за индивидуальные показы, в которых Пит получает 8, а Китнисс 11, обойдя всех профи, мама спускается на кухню и собственноручно печет праздничный пирог с вишней. Еще через день мы смотрим интервью, где прекрасная мисс Эвердин, одетая в красное платье, как будто сделанное из огня, кружится по сцене, признается, что полюбила рагу из барашка с черносливом, и содроганием рассказывает о доме и Прим. Она старается, старается изо всех сил очаровать публику, но все равно остается закрытой и стеснительной.

Пит, напротив, дурачится, смеется над шутками Цезаря Фликермана, вспоминая про розы и капитолийское мыло. Он приветлив, дружелюбен и обаятелен, но в одно мгновение неожиданно становится безрадостным, особенно после того, как ведущий обещает ему вместе с победой в Голодных Играх и любовь прекрасной девушки, о которой светловолосый трибут грезит уже не один год.

– К сожалению, победа в моем случае – не выход, – краснея, поясняет Пит. – Потому что мы приехали сюда вместе…

– Молодец, молодец, Пит, – говорю я огромному экрану и показываю два больших пальца. – Ты сделал все как надо!

Комментарий к Прощание и надежда

Глава очень спокойная и событиями не богата, но однако имеет весомую смысловую нагрузку.

========== Пирожные со вкусом счастья ==========

– Ох, девочка! – причитает Мэри. – Сходила бы ты куда-нибудь, развеялась. Хорошо, хоть эти игры не сутками показывают, иначе бы ты и есть забыла.

– Я не хочу. Давай лучше помогу тебе с обедом.