Алмазная императрица

– Нет, не чую, – соврала и я.

– Вот мы и обменялись проверками. Нет, я бы не подверг тебя опасности, я не нанес бы тебе добровольно даже одной царапины. И ты это прекрасно знаешь, княжна, – он снова позабыл о моем имени. – Кстати, что у тебя со спиной? Я почувствовал, что тебе больно, когда ты рванула в тот угол, который точно не является от меня спасением.

– Ничего, пара синяков. Несколько камней я все-таки пропустила. Нам давно пора спать, но спать негде, – я поморщилась.

– Сними рубашку и покажи. – Он плавно поднялся на ноги и шагнул в мою сторону. – Я сказал, покажи мне, что нет ничего серьезного. Или мне силой ее стащить? Так я могу. В последнее время я сам себя удивляю, на что стал способен.

Угроза мне не понравилась, но под ней скрывалось волнение. Потому я решила не спорить. Отвернулась от него и подняла рубашку вверх, чтобы он убедился – синяки не опасны, только болезненны. Вздрогнула, почувствовав на коже кончики его пальцев. Но дыхание перехватило, когда к саднящему плечу прижались прохладные губы.

– Что вы делаете? – мой шепот прозвучал сдавленно.

– Исцеляю.

– Драконы умеют лечить поцелуями?

– Нет. Но почему бы не попытаться?

Я отпустила ткань и даже зачем-то начала заправлять рубашку в штаны, но Элвин не позволил: он снова схватил меня за запястья, вздернул руки вверх, а рубашку стащил через голову. Тут же обнял меня сзади, не позволяя прикрыться, и развернул к шкурам. Я упала вниз, поддерживаемая сильной рукой, но и не вскрикнула – меня переполняли такие чувства, что воздуха не хватало даже на полноценный вдох.

Элвин превратился в какое-то животное – неразумное, ласковое, хотя и непредсказуемое. Уложив меня на живот, он вновь принялся целовать мою спину, замирая на каждом прикосновении и с нескрываемым удовольствием шумно втягивая ноздрями запах. А я плавала в противоречивых эмоциях, но и сама начала терять остатки рассудка.

– Милорд… Элвин! – позвала я из последних сил. – Ты не в себе…

– Так я как раз в этом недавно и признавался, – прошептал он мне в шею. – Я уже давно сошел с ума, но сейчас вдруг стало проще. Всегда проще, если перестаешь сопротивляться.

Он скинул сюртук и собственную рубаху стянул одним рывком. Прижался грудью к моей спине и застонал, как если бы уже испытывал немыслимое наслаждение. Прижал меня собой, вынуждая и меня почти стонать от очень интимных касаний. Приподнялся немного – и в этот момент я решилась: развернулась под ним, прикрыла грудь одной рукой, а вторую приставила к его плечу, удерживая.

– Остановись, Эл, – попросила, хотя едва могла говорить.

– Останови, – ответил и наклонился ко мне. Но, лишь коснувшись губ, снова приподнялся и посмотрел в глаза. – Я устал воевать, Айса. У меня больше нет сил на то, чтобы воевать с самим собой.

А разве у меня силы еще остались? Борьба не может длиться вечно, продолжаться без пауз каждое мгновение жизни. Иногда любой самоконтроль отключается, и вдруг все цели борьбы кажутся неважными – в сравнении с чем-то по-настоящему желанным. Я позволила Элвину себя раздеть, как позволила ему целовать и ласкать каждый участок моей кожи. Губы горели от поцелуев, все нутро сжималось в предвкушении, а тело отказывалось подчиняться. И я уже готова была сама кричать в требовании, чтобы наши тела наконец-то соединились, означая окончательное соединение и наших душ.

Меня не остановил самоконтроль – он пропал где-то в жарких объятиях. Не остановили данные обещания – все лица живых и ушедших остались далеко за дождем. В чувства я пришла, вспомнив о собственной жестокости. Ведь именно так же бессердечно когда-то поступила Хинанда с Майером – растоптала его жизнь на столетия вперед, лишь ответив на его страсть. И вряд ли я самому любимому человеку на белом свете желаю той же участи.

– Нет, – прошептала я после очередного глубокого поцелуя. – Нет, Эл. Сам ведь говорил, что не смог бы оказаться на месте Тирия. Так не окажись именно на нем.

– Поздно уже, Айса. Я чувствую твою взаимность лучше, чем чувствую собственное тело, – прохрипел он мне в губы.

Я знала, что сейчас он не врет и не преувеличивает – наше вожделение перемешалось, стало единым чувством, и уже нет никакой разницы, закончится оно ничем или приведет к еще более немыслимому восторгу. Но для самой себя мне было важно остановить нас обоих хотя бы так поздно:

– Нет, Эл.

Потянулась за одеждой, но Элвин не позволил: раскрыл ладонь, отчего вещи улетели и врезались в дальнюю стену, снова прижал меня к себе спиной. Он больше не настаивал на продолжении, просто обнимал меня всю ночь, обнаженную, и мерно дышал мне в волосы. До самого рассвета он ни на минуту не уснул – я это знаю наверняка, поскольку тоже ни одного мгновения не дремала.