– Я… я не побоюсь вашего писательского авторитета и того, что вы находитесь на особом счету у товарища Ленина. И я… – в уголках его губ закипели буранчики выступившей слюны, – я обязательно сообщу о том, КА-КО-ГО вы мнения о партии большевиков и о тех ее рядовых членах, которые с риском для жизни изымают у недобитых буржуев награбленное.
– Простите, с риском для чьей жизни? – поинтересовался Горький.
– С риском для своей жизни! – уже почти кричал Свистун. – Своей, а не вашей!
– Тогда конечно, – хмыкнул в усы Горький, – но я что-то не упомню случая, чтобы во время экспроприации погиб кто-то из тех, кто занимался этим делом. А вот те факты, когда под видом экспроприации анархически настроенные солдаты и матросы грабят дома, изымая все самое ценное, и убивают непонравившихся им хозяев, подобных фактов уже набралось более чем достаточно.
Хозяин кабинета молчал, сверля глазами Горького. Наконец произнес свистящим шепотом:
– Нельзя сваливать в одну кучу все то, что у вас под рукой. Тем более сейчас, когда в стране разруха и по всем фронтам пылает гражданская война. А вы, товарищ прол-л-л-летарский пис-с-с-с-сатель…
Он с такой язвительностью произнес последние два слова, что просто удивительно было, каких сил ему стоит, чтобы не вцепиться в горло Горького пожелтевшими от курева ногтями.
– Вы еще забыли добавить в свой список ту революционную вседозволенность в Петрограде, которая на руку тем, кто растаскивает по своим крысиным норкам народное достояние, – перебил его Алексей Максимович. – Так вот, чтобы хоть как-то сократить это расхищение, и было принято решение о создании Оценочно-антикварной комиссии, которую возглавят ваш покорный слуга и Мария Федоровна Андреева.
И уже с порога добавил, обернувшись:
– Кстати, товарищ Свистун, вы, видимо, совершенно забыли о том, что я тоже являюсь членом партии большевиков, и мой партийный стаж поболее вашего будет. – Не удержался и добавил: – Не говоря уж о заслугах перед партией.
Алексей Максимович немного преувеличивал, сказав Свистуну, что Луначарский собирает на совещание тех руководителей города, которые будут задействованы в акциях по экспроприации; всё выглядело гораздо обыденней. Будучи членом Реввоенсовета, он пригласил к себе в кабинет Зиновьева и Председателя Петроградского ЧК Варвару Николаевну Яковлеву, чтобы представить им Горького как человека, который вместе с Андреевой будет возглавлять Антикварно-оценочную комиссию. Правда, это представление по большей степени было рассчитано на Зиновьева, так как было уже известно, что Яковлева отзывается на работу в Москву. Отзывается лично Лениным.
Выслушав сообщение Луначарского, в котором тот обрисовал задачи, поставленные партией перед только что созданной комиссией, обычно говорливые Яковлева и Зиновьев на этот раз молчали, переваривая услышанное. Однако уже по первоначальной реакции можно было понять, что они без особой радости восприняли это сообщение. Впрочем, как и предполагал Алексей Максимович, и Яковлева, и Зиновьев были недовольны не столько созданием самой комиссии, которая в силу возложенных на нее обязанностей ограничивала свободу действий чекистов и городских властей во время экспроприации, сколько тем, что возглавлять ее будут Горький и Андреева.
Когда молчание слишком затянулось, напомнил о себе Луначарский:
– Ну что, товарищи, высказывайтесь. Вносите ваши предложения, поправки, если они, конечно, есть, и будем обсуждать их.
– А чего тут особо высказываться? – подала голос Яковлева. – Решение принято в Москве, и нам только и остается выполнять его. Только я одного не понимаю: почему именно Алексей Максимович и Андреева должны возглавить эту комиссию? Писатель Максим Горький, он что – ювелир, маститый художник, антиквар или, в крайнем случае, знаток драгоценных камней? Кстати, этот же вопрос относится и к вашей супруге, Алексей Максимович.
Горький ждал этого вопроса и был готов к нему.
– Видите ли, уважаемая Варвара Николаевна, ни я, ни Мария Федоровна не являемся теми профессиональными оценщиками, которых вы подразумеваете в своем вопросе ко мне. Но могу вас заверить, что разбираюсь в шедеврах русской, итальянской и фламандской живописи не хуже тех якобы экспертов, которые толкаются на складе Наркомата внешней торговли, куда свозятся экспроприированные шедевры. Это же относится и к моей жене, но не в этом дело. В работу комиссии будут привлечены крупнейшие художники, ювелиры, а также те профессиональные оценщики, которые в силу обстоятельств остались в Петрограде, но в свое время их услугами пользовались на крупнейших аукционах Америки и Европы. Так что, в этом плане никаких затруднений быть не может.
– А вы им что, полностью доверяете, этим, как вы изволили выразиться, профессиональным оценщикам? – вскинулась Яковлева, не привыкшая к тому, чтобы ей, Председателю Петроградского ЧК, кто-то возражал.
Алексей Максимович пожал плечами.
– Ручаться за всех скопом или, что еще хуже, всем полностью доверять – это полнейшая глупость, но за большинство тех людей, которых я уже назвал Анатолию Васильевичу, я ручаюсь.