Алмазный трон

У квадратного построения больше не было ни уязвимого тыла, ни неповоротливых флангов. Теперь повсюду был фронт.

Только вражеские всадники поняли это слишком поздно. Ханьская конница с разгону налетела на густой частокол.

Крик, ржание, треск… Ханьцы из первых рядов, чьи кони были остановлены на полном скаку, кувыркнулись в воздухе и рухнули вглубь пешего строя, где их зарубили и закололи, не дав подняться.

Вторая волна тоже не смогла прорваться. Выбитые из сёдел наездники падали под копыта обезумевших животных с зашоренными глазами. Вставали на дыбы и валились наземь пронзённые пиками кони. Замелькали алебарды, добивая раненных и оглушённых ханьцев. Бельгутай заплясал среди копошащихся тел и бьющихся в агонии лошадиных туш, заработал саблей…

Р-р-раз! Надвое развалился чешуйчатый назатыльник ханьского шлема и изогнутое лезвие разрубило шейные позвонки.

Дв-в-ва! Отлетела в сторону рука, сжимавшая длинное древко двуручной секиры.

Тр-р-ри! Сабля рассекла наплечник поднимающегося с земли ханьца. Вражеский воин упал, чтобы больше уже не встать.

Конница отпрянула. Всадники заметались вокруг неприступного строя, как лисица мечется вокруг ежа, растопырившего иглы. На помощь кавалерии снова двинулась ханьская пехота.

Живой квадрат зажимали со всех сторон.

Глава 7

Тимофей покосился на князя. Тот всё выписывал в воздухе колдовские знаки и бормотал заклинания: единоборство с вражеским магом продолжалось. Но ведь не может же Угрим не видеть, что творится под Стеной! Не может он не понимать, что ещё немного — и отряды, окружённые пехотой и конницей ханьцев, будут смяты окончательно. Неужели он и сейчас не пошлёт подмогу?

— Коназ! — раздался хриплый возглас.

Первым не выдержал Огадай. Хан больше не мог смотреть, как гибнут его воины.

Тишина. Пауза. Долгая-долгая, почти бесконечная.

— Пора, — наконец, кивнул Угрим, всматриваясь вдаль. — Вот теперь, действительно, пора…

Князь перестал бормотать заклинания, однако не прекратил чертить сложные пассы. Голос Угрима звучал негромко, но уверенно Князь обращался к Огадаю:

— Из Стены больше никто не выходит, а значит пришло время твоих нукеров, хан. Пусть ударят с правого фланга. Конница ханьцев твоя.

— А мои рыцари? — вскинул голову Феодорлих. — Они тоже ждут сигнала. Что делать им?

— Пусть зайдут слева и отсекут пехоту от Стены. Ханьцы должны пожалеть о том, что вообще высунулись из-за неё. Приступайте…

Угрим снова ушёл в волшбу и забормотал заклинания.

Что ж, наверное, ханьцы пожалели…

Тимофей во все глаза смотрел на происходящее под Стеной. Прежде таких битв видеть ему не доводилось.

Ханьские всадники вовремя заметили атакующую татарскую конницу. Они даже успели отступить от поредевшей швейцарской баталии, успели даже развернуться и взять разгон. Но это им мало помогло.

По окрестностям прокатилось оглушительное «Гхурах!». Казалось, одним этим грозным кличем можно было смести противника.

Отборные нукеры Огадая врезались в кавалерию ханьцев, как волки в овечью отару. Всё-таки, желтолицые защитники Стены оказались неважными наездниками. Сильные в пехотном строю, в конной рубке они уступали татарам.

Смяв и опрокинув вражеских всадников, нукеры атаковали пехоту, но быстро увязли в плотном строе. Лес ханьских копий оказался такой же труднопреодолимой преградой для низкорослых татарских лошадок, какой были для чужой конницы пики швейцарцев. Кривые сабли и короткие копья татар не могли дотянуться до противника.

Перед лошадиными мордами замелькали алебарды с широкими саблевидными навершиями. Ударившие понизу длиннодревковые клевцы с внутренней заточкой рассекали коням сухожилия и подрубали ноги. Впрочем, в умелых руках те же клевцы прекрасно годились и для стаскивания всадников с сёдел.

Атака справа была остановлена, но с левого фланга к Стене уже неслась тяжёлая кавалерия Феодорлиха. Впереди нестройными рядами мчались светские рыцари, изукрашенные пёстрыми гербами. Чуть позади, выстроившись единым клином, набирали разгон крестоносцы, принадлежавшие разным монашеским орденам и уцелевшие в предыдущих битвах.

Рыцарская конница поднимала тучи пыли, под копытами рослых коней дрожала земля. Ханьская пехота на левом фланге спешно перестраивалась. Разворачивались щитоносцы и копейщики. Внутри строя тоже наметилось суетливое движение.

Судорожно стреляли лучники и арбалетчики, но большая часть ханьских стрел отскакивала от рыцарских лат, либо застревала в больших треугольных щитах тяжеловооружённых всадников.

Казалось, уже ничего не остановит натиск железной волны, и опущенные для таранной сшибки длинные лэнсы, вот-вот достанут ханьцев даже сквозь частокол копий и алебард.

Но вражеский строй неожиданно раздался в стороны. Из-за раздвинувшихся щитов выбежали несколько человек в лёгких доспехах, вооружённые…

Тимофей пригляделся. Не может быть!

В руках бесермены держали только плетённые из прутьев конусообразные вытянутые корзины, обращённые к коннице широкими раструбами. И никакого оружия! Или…

Или корзины и были тем самым оружием?

Над корзинами вились дымки, а это настораживало.

Ага, вот оно!

Опять!