Алмазный трон

— Устали не только наши воины, но и ханьские, — не поворачиваясь к нему, ответил Угрим. — А ночь ничем не хуже дня. Ночью тоже можно сражаться и можно убивать.

— И терять понапрасну воинов, — вставил император.

А вот теперь князь к нему повернулся. Что-то, похожее на нездоровый интерес читалось в его глазах.

Теперь рыцари-трабанты сплотились вокруг Феодорлиха. У этих тоже были обнажены мечи. Тимофей обратил внимание и на то, что в стороне, у костров стоят арбалетчики с заряженными самострелами. Вот, значит как…

Он опустил Кости на землю и положил ладонь на рукоять меча. Вряд ли дело дойдёт до открытой стычки. А если даже и дойдёт… Тимофей отчего-то был уверен, что ни стрелки, ни обвешанная доспехами стража не поможет императору и хану. Княжеская волшба всё равно окажется быстрее и сильнее. Тимофей помнил, на что она способна. Самое интересное, что Феодорлих и Огадай тоже не могли об этом забыть. И тем не менее… И всё же…

— Не требуйте от воинов слишком многого, князь, — мягко, словно уговаривая капризного ребёнка, заговорил Феодорлих. — Они бьются не за своё бессмертие. И они смертны.

Помедлив пару мгновений, император многозначительно добавил:

— А от мёртвых смертных не будет прока.

Угрим молча перевёл взгляд с Феодорлиха на Огадая.

— Да и неизвестно ещё, когда мы сами обретём бессмертие, — сказал хан. — И не понятно, обретём ли его вообще. А пока мы смертны, не хочется лишиться всех верных воинов.

«А ведь они поумнели, — подумал Тимофей о союзниках, — сильно поумнели»

— Не вижу поводов для опасения, — с тихой угрозой произнёс Угрим.

— Ты много не видишь, коназ, — ответил хан. — Ты ослеп. Твои глаза сейчас не видят ничего, кроме Чёрных Костей. Слепцом быть хорошо, когда впереди ждёт победа. Но так можно не заметить поражения.

Обстановка накалялась. Тимофею сделалось не по себе. Да, пожалуй, если будет драка, холм останется за Угримом. Но ведь лагерь вокруг холма не принадлежит ему. Ни латиняне, ни татары пока не подчиняются ищерскому князю. А что, если придётся противостоять собственному войску? Что если придётся усмирять озлобленные отряды, возвращающиеся из кровавой бани? Да на виду у защитников Стены!

— Это заговор? — Угрим усмехнулся.

Ему не ответили.

— Очень интересно. Будь мы ближе к Стене и не будь этот холм защищён от чужой магии, я бы решил, что ваши мысли замутнены ханьской ворожбой. А так… Так получается, что пока я колдовал, вы сами приняли решение.

— Это правда, — кивнул Огадай. — Я могу жертвовать своими туменами, но только если вижу в этом смысл. Продолжать штурм ночью я смысла не вижу. Я не хочу за одну ночь остаться без войска.

— Я согласен с ханом, — поддержал его Феодорлих. — Ночью мы даже не увидим, как ханьский колдун истребляет под своей Стеной наших воинов.

— Я увижу, — хмуро проговорил Угрим. — Я могу следить за битвой в темноте.

— Но мы-то не можем, — веско вставил Огадай.

— Утром мы обсудим наши дальнейшие действия и повторим атаку, — примирительно сказал Феодорлих.

Угрим вздохнул.

— Я могу уничтожить вас обоих прежде, чем ваши телохранители успеют понять, что происходит, — задумчиво, будто разговаривая сам с собой, произнёс он. — Я могу смять вашу волю и сделать из вас послушных безмозглых кукол. Я могу подчинить всех ваших людей до последнего конюха и удерживать их в своей власти столько, сколько мне потребуется…

Князь сделал паузу. Огадай и Феодорлих молча ждали. Их стража заметно нервничала.

— Но расходовать силу на улаживание внутренних усобиц глупо, — закончил свою мысль Угрим. — Мне… нам всем противостоит слишком опасный противник. И в этом противоборстве важна каждая частица силы.

— Честно говоря, на это мы и рассчитывали, князь, — со слабой улыбкой выдохнул Феодорлих.

— Сегодня наши люди на штурм больше не пойдут, — жёстко отрезал Огадай.

— Хорошо, — процедил Угрим. — Будем ждать до утра. В конце концов, одной ночью больше, одной меньше… Какое это имеет значение, если победителя впереди ждёт вечность.

Кажется, никто кроме Тимофея, не обратил внимания на то, что речь шла о «победителе», а не о «победителях».

Угрим отвернулся от союзников.

«Стычки не будет», — понял Тимофей. Но скрытая вражда и затаённое недоверие останутся. И как долго это продлится пока неизвестно.

Тимофею было ясно одно: после случившегося император и хан вместо и без того ненадёжного союзника обрели в лице Угрима лютого врага. Конечно, князь до поры до времени ничем не выдаст своих чувств, но, сказать по правде, Тимофей уже сейчас не завидовал Феодорлиху и Огадаю.

* * *

Солнце скрылось. Закатилось за тёмный холм в центре вражеского лагеря. День уходил в земли, из которых пришли западные варвары. Чёрные крылья ночи накрывали мир.

Чжао-цзы, положив руки на каменные зубцы и прикрыв глаза, стоял на башенной площадке. Сейчас его не интересовал отступивший враг. Он всматривался в Стену у себя под ногами.

Стена уже довершала своё дело. Защита пленной колдуньи была взломана, и хотя ещё ощущалось слабое сопротивление жертвы, мрак Диюйя, смешанный с древней кладкой, жадно высасывал память, секреты и силу полумёртвой пленницы.