Какие были духовные интересы у жителей Гориса, что это за люди и на каком языке они говорили?.. Никаких духовных интересов не было у жителей Гориса, читатель, и даже протоиерей города Тер-зи-базум, священник Завен, столп григорианской веры, освятил бы дома обоих Зилфугар-беев, если бы тюрк Зилфугар-бей заплатил ему за требу. А что касается до духовных интересов беев, то у них не было души, чтобы иметь духовные интересы. Только Павли-бей, последний отпрыск Орбелянов, стоял особняком и чаял восстановления Сюнийского нахарарства. А Хает Нерсес-бей и другие беи знали, что на свете есть начальник и подчиненный и в промежутке нужно играть в карты, есть и скучать, от скуки зевать, зевая, сплетничать, устраивать дочерей и продвигать сыновей вперед по службе, то есть тоже устраивать в губернских департаментах.
Таковы были и ходжи; и только их сыновья, которые были прогрессистами и имели магазины в пассаже, случалось, беседовали в магазине Ефрата Ерема о законопроектах Государственной думы, и мировой судья Медакин — ужасный либерал, как его называла Людмила Львовна, — высказывал мнение, что после речи Маркова-второго права земства будут ограничены, тогда как Тигран Петрович, который не был ни прогрессистом, ни либералом, а был независимо мыслящим, держался противоположного мнения.
Случалось, что в магазине Ефрата Ерема затевался спор по важным общегосударственным вопросам, а не о сборном и сухом маринаде, но и этот спор кончался зевотой, и если даже не кончался зевотой, а кончался бутылкой хереса, которую Ефрат Ерем откупоривал в знак примирения, то опять же этот спор был не от высокого интеллекта, а от той ужасной скуки, которая стлалась по всему Горису.
Но случалось и так, что Хает Нерсес-бей в году один раз просыпался к духовной жизни, когда, например, господин Аршак преподносил ему почетный билет, на котором красивым почерком того же господина Аршака было написано: «Многоуважаемый; господин Нерсес-бей, труппа, любителей Горисского армянского приходского училища просит вас почтить своим присутствием театральное представление в пользу…» И когда Нерсес-бей после послеобеденного сна принимал почетный билет, то спрашивал, кого еще пригласили, сравнивал свой стул и ряд со стульями и рядами других беев и затем, давал один серебряный рубль, — раз в году появлялось, как тень, это духовное письмо, и об этом можно подробно рассказать, потому что это случалось один раз в год. Но опять же нельзя сказать, какой национальности, был Нерсес-бей Джумшудов и вообще на каком языке говорили го-рисские беи» дома которых, два раза в год освящал протоиерей города, и все домашние от мала до велика преклоняли колени и целовали, армянский святительский крест.
Труднее всего сказать, какой национальности был Зилфугар-бей, который хорошо говорил по-тюркски и по-русски» а епархиального викария (аджорд) называл по-армянски ачурд ученика армянской школы. — послушник, армянского крестьянина — осел, скот, армянского учителя — варжапет, Союз армянских женщин Гориса — клуб госпожи Оленьки, армянскую газету — варжапетской газетой. В его доме стены зала были украшены картинами Эчмиадзина, портретами Лорис-Меликова, Мадатова и других генералов, а на флигель-адъютанта Бежанбегова удивительно был похож сам Зйлфугар-бей — тот же узкий лай те же брови, торчащие как иглы ежа, высокий нос, но не мясистый а сухой и с твердой кожей; так что когда Зйлфугар-бей говорил: «Дедом моего отца был Мелик-Тюпан Хаченекий», — то голос его гудел в носу, как в карасе.
А Асатур-бей ни на каком языке не говорил, а произносил «брр», что означало, что он недоволен обедом, потому что ни в асунас не играл, ни в нарды, а любил козлиное мясо; «да-ас», что означало довольство, а также сокрушение о мирской суете, потому что, говоря это, Асатур-бей вздыхал. Сорок лет он был. уездным архивариусом, и иные этим объясняли его незнание языка, потому что сорок лет он говорил с мертвыми бумагами; говорил «брр», когда находил, что нотариус в свое время неправильно удостоверил свидетельство о земле; говорил «да-ас», когда ему в руки попадал рапорт уездного начальника, поданный двадцать пять лет тому назад, о необходимости построить мост на реке Горис; и наконец, говорил «гм», что означало, что он сомневается в правильности отчета мирового судьи о выдаче пособия пострадавшим.
Так говорил Асатур-бей, и некоторые объясняли это обстановкой уездного архива… но, как утверждала жена Асатур-бея, он с самого начала так говорил. Это мнение близко к истине, потому что когда наступил конец Асатур-бея, то есть когда другие люди вызвали его на допрос, то Асатур-бей ни одного слова не смог произнести и только сказал: «Гол-гол-аби-гол». Столько раз он сказал это, что его отпустили на свободу, и он еще семь дней произносил своим домашним эти невнятные звуки и умер, оставив после себя навек неизъясненными четыре звука: «гол-гол-аби-гол».