Альпийская фиалка

Видно, что ночь, потому что внутри на столе горит свеча. В комнате спят, по-видимому, супруги. Дерзкий студент очарованно глядит на лежащую на кровати красавицу, во сне откинувшую шелковое покрывало; при свете свечи отливают блеском все прелести молодого тела, в особенности нежная ножка, которую согнула женщина подобно скакуну, сгибающему ногу, готовясь к бегу. Рядом с ней спит огромная туша, раскинувшая на подушке косматую руку. Толстые пальцы туши едва достают до ее голого плеча, на котором рассыпались, как гроздья, пышные кудри красавицы. Другая картина изображает ту же комнату, но уже днем; несколько студентов ожидает в передней, но тот юноша, что смотрел в окно, вошел в комнату и, почтительно здороваясь с домохозяином, что-то спрашивает у него. Косматая туша, скрестив руки на груди, испуганно глядит на него; а из-за кисейного занавеса выглядывает та молоденькая женщина, застенчиво пряча стройную шею и грудь. «Карл Брайт ищет свободный чердак» — написано рукою неизвестного узника под картиной.

В другом месте нарисовали еврея-бакалейщика, вероятно собирающего долги со студентов. Он в ужасе бежит назад: развеваются длинные полы его лапсердака, он уже оставил одну калошу в грязи, но бежит, потому что за ним гонятся разъяренные студенты с обнаженными шпагами и дубинами. Из окон высунулись студенты и швыряют в бакалейщика бутылками, яйцами, чернильницами, а один прицеливается пистолетом — и вот-вот загремит выстрел.

Вокруг стола расселись четверо. Двое из них в парике; на голове третьего фригийский колпак, а четвертый напялил на голову шапочку клоуна с двумя бубенчиками. Наверху лестницы нарисован еще человек. Он направляется в ту комнату, где вокруг стола сидят четверо. Человек этот взвалил на плечи целую винную бочку, на которой воссел откормленный поросенок; за ним следует юноша, обнявши корзину с чашками, тарелками, вилками и ножами. Вслед за ним — мальчик, несущий пирог, а потом еще мальчик помоложе, с солонкой, а за ним без солонки, на четвереньках ребенок и, наконец, мать этих детей, жена человека, согнувшегося под тяжестью бочки. «Per aspere ad astra»[104] —написал под картиной безвестный художник, видимо, желая воспроизвести те прошлые времена, когда бурсак Дерпта, чтобы экзаменоваться, ходил к профессору на дом, предварительно послав туда вина, колбасы, чаю, сахару, и, подвергнувшись строжайшему экзамену, возвращался домой пьяный, но в звании магистра богословия.

Еще много других картин было запечатлено на стенах этой подземной темницы, где, как на кладбище, поместились бок о бок надписи, чьи авторы последовательно спали в той же холодной постели. Если бы кто-нибудь пожелал написать историю Дерптского университета, то материалом для самых интересных ее страниц могли быть эти мемориальные надписи — углем, железом, карандашом и даже ногтями, чьи авторы, молодые люди, оставили свои тайные мысли настолько сжато, насколько скупа эпитафия. Никто не уничтожил ни единого знака, ни один член коллегии кураторов ни разу не заглянул в эту темную кузницу, педеля сдавали узников у ворот дяде Мартыну, чье зрение не замечало надписей и рисунков на стенах, узники же были и читатели и авторы этой удивительной книги, облегчающей тоскливость одиночества.

Томас Брюлл на одном из свободных углов стены запечатлел ножом: «Я знаю, что сердце мое меня когда-нибудь приведет к букве «П»[105], — тем не менее да здравствует последующий!»

Потом он постлал плащ и лег на спину.

10

По стене порхает какая-то тень; кажется, будто мигает гигантский глаз, зрачком которому служит окно с едва заметным светом. Нет, то лампа с веселым шумом фитиля. Значит, солнце зашло… «Солнце зашло — как умирает богатырь». Видимо, он спал часа два, а может, и больше. Он не помнит… Как было хорошо в Богемских лесах! Птицелов Вальтер показывал развалившийся замок, в котором ютился Карл Моор. Что за темная ночь была! Над лесом лил смешанный с градом дождь и гремел гром. Словно вырвался поток и несется с ужасающей силой… Что это за шум на дворе? Слышны шаги. Из окна ничего не видно. Раздается лязг железа. Это дядя Мартын поворачивает ключ в замке — и в погреб вдруг врываются четверо, закутанные в черные плащи. Они с фонарями.

— Тиделен… И ты, Мориц?.. И даже сам Немой Король?

Томас бросился обнимать товарищей, скинувших причудливые плащи и шапки, которые они надели, чтобы поразить узника.

— Погляди-ка, кто явился с нами, — весело проговорил Тиделен, показывая на молодого человека, смотревшего, стоя у дверей, и на объятия товарищей, и на знаменитый criminal career университета.

Томас подошел к нему.

— Армениер, дорогой мой брат!..

Молодой человек положил на пол свой сверток, и они обнялись.

Глаза Армениера увлажнились. Он не проронил ни слова и опустил голову.

— До нас еще издали донесся какой-то шумный разговор, — быстро проговорил Тиделен, успевший в течение минуты раз десять смерить карцер вдоль и поперек.

— Чуточку потише, господа студенты! Со двора могут услышать.