Алракцитовое сердце. Том I

Странно было говорить с кем-то, кто никогда не видел рыбы.

— Так уж дело обстоит. — Деян, выплеснув остатки старой воды, опустил пузатую тыквенную бутыль-флягу в ручей. Вода в нем, как и много лет назад, была ледяная. — Понимаешь, нельзя одновременно приноровиться и к воде, и к земле, и к воздуху.

Словно в насмешку над его словами, на кочку неподалеку опустилась утка и принялась деловито чистить перья.

Деян прикрыл глаза, ожидая, пока наполнится фляга. От холода сводило пальцы. Птицы здесь не боялись людей; и тогда, тринадцать лет назад, Эльма сумела подбить такую из рогатки, чем спасла всех «путешественников» от голодной ночевки. Но спасти от порки по возвращению — увы! — их не мог никто, даже сам Господин Великий Судия, поскольку наказание было вполне заслуженным.

— То есть нельзя одинаково хорошо приноровиться ко всему разом, — тряхнув головой, поправил сам себя Деян. — Рыба ловчее всех в воде, медведь — на земле, птица — в небе; так уж заведено.

Великан уставился на свои огромные ладони.

— А кто так придумал? Чтоб так было?

Деян улыбнулся, вспомнив преподобного Тероша Хадема: уж на этом вопросе священник бы развернулся.

— Эй, болтуны! Долго вас еще ждать? — крикнул с дороги чародей.

— Сейчас! — Деян заткнул наполнившуюся бутыль пробкой и отдал великану. — Всегда так на людской памяти было, Джибанд. И так же, думаю, будет впредь. Почему — в точности никто не знает, а сочиняют люди всякое.

Джибанд, конечно, спросил, что сочиняют: было бы странно надеяться, что он вдруг умерит любопытство.

— Я могу пересказать что-нибудь, но не думаю, что тебе это будет понятно, — неохотно ответил Деян, предвидя множество новых вопросов, которые вызовет даже самый краткий рассказ. — Давай в другой раз, а?

— Почему не сейчас?

— Тяжело на ходу говорить.

Великан взглянул с неподдельной обидой и ускорил шаг, догоняя чародея.

— Погоди! — спохвотился Деян. — Ладно. Сейчас так сейчас.

Великан остановился, поджидая его.

Деян не знал, что именно сделает Голем, если Джибанд снова пристанет с расспросами, но готов был поспорить, что ничего хорошего. А великана было почему-то жаль, и совсем не хотелось смотреть, как тот с понурым видом выслушивает брань своего ненаглядного «мастера».

— В начале Белой книги, по которой церковники ребятню учат, сказано так: «Матерь Сущего есть все и ничего, небытие и присутствие, сияние небесное и мрак подземный, Луна и Солнце», — процитировал по памяти Деян. — «Твердь земная — плоть Ее, огонь и вода в Ее жилах разлиты. Всякий человек и зверь, всякая тварь живая есть плоть от Ее плоти, кровь от Ее крови, дух от Ее духа. Всякая жизнь от Нее исходит; держит Она всякую жизнь в своих ладонях».

— А дальше? — требовательно спросил великан, когда Деян замолчал.

— Дальше про другое.

— Расскажи.

— «Беспредельна Матерь Сущего и непостижима», — продолжил Деян. — «Правая рука Ее — Господин Великий Судия, Всевышний, Всемогущий, Всеведущий, отец небесный рода людского. Левая рука Ее — Владыка Мрака подземного, рода людского ненавистник и губитель. Одарил отец небесный человека сердцем, что к добру тянется; разумом, что добро от худа отличить может; силой, что может путь проложить. Отравил Владыка сердце человеческое гневом и завистью, одурманил разум лживыми речами; подточил силу. Кто невежествен и слаб, кто низкие помыслы в себе взрастил — тот во мраке идет, и, лишь во мрак обратившись, душа его к Матери вернется. Тот же, кто сердцем и разумом чист, кто в помыслах ввысь тянется, себя не жалеючи, — тому, волею отца небесного, иная участь уготована; будет он тепло и свет вкушать в покое облачных садов, а когда настанет час к Матери вернуться — вольется душа его в сияние первородное, станет новой жизни началом».

— А в облачных садах рыбы тоже есть? — поразмыслив, спросил Джибанд.

— Не думаю, что они существуют, эти сады, — мягко сказал Деян. — Но если существуют — наверное, есть.

— Существуют, — с огромной убежденностью в голосе заявил великан. — Я видел.

Деян поперхнулся.

— Что ты видел?

— Облачные сады. Только они очень страшные, — тихо добавил великан и замолчал.

Больше вопросов он не задавал до самого тракта: возможно, не мог выбрать, с какого начать.

Солнце скрылось за тучами; пошел дождь.

— III —

Тракт за тринадцать лет изменился мало: только бессчетное множество следов от башмаков и сапог, подков и колес впечаталось в землю, искорежив ее так сильно, что никакие дожди не могли смыть эти шрамы. Где-то среди них терялись те, что оставил Кенек Пабал.

— Беженцы, — заключил чародей, осмотрев следы. — Войска здесь пока не проходили.

— Почему ты так думаешь?

— Армия разбила бы дорогу куда сильнее.

«Еще сильнее…»

Деян поморщился. На тракте он чувствовал себя совсем неуютно: казалось, в следующее мгновение воздух наполнят крики возниц и лошадиное ржание, все эти бесчисленные повозки вывернут из-за поворота и понесутся прямо на них с лязгом и грохотом, — и даже колдовская сила не сможет их остановить.