Алракцитовое сердце. Том I

Понимая несчастливую судьбу Орыжи, она и сама, возможно, хотела бы уйти, подумал вдруг Деян. Хотела бы, но не могла, даже если б Голем разрешил: престарелая бабка, маленькие племянницы — невозможно было оставить их на одну Малуху…

Деян, вздрогнув, разжал руки. Только он был ничем не связан; совершенно свободен, как и всегда. Свободен, не способен ничего решить, даже о себе с толком позаботиться — и то не способен. Ему ли было требовать с нее чего-то, хоть бы даже и простой откровенности?

— Извини. Уже перестал, — смущенно сказал Деян, озираясь по сторонам. — Идем?

Орыжцы — те, кто не сидел на поминках и не ушел в поле, — попрятались по домам. Джибанд топтался впереди, не зная, что ему делать. Чародей наконец успокоился и теперь наблюдал за ними, навалившись всем телом на забор.

— Идем, Эл, — повторил Деян. — Этот… уважаемый господин колдун нас сам догонит, когда посчитает нужным.

— Да. Сейчас, — хрипло откликнулся Голем, не двинувшись, однако, с места. Входя в калитку Догжонов, Деян еще раз оглянулся: чародей так и стоял неподвижно, привалившись к забору, и смотрел куда-то мимо них.

— X —

Деян подумывал забрать мешок и уйти по-тихому, но Кариша — старшая и догадливая не по годам — выскочила навстречу и втянула его в дом.

В отличие от взрослых вопрос, как вдруг одноногий человек стал нормальным, ее не интересовал совершенно; оно и ясно, что чудом, чего тут спрашивать? — зато живо интересовало, куда он собрался и когда вернется.

«Может, скоро, а, может, нет — как сложится», — туманно ответил Деян, не придумав ничего лучше, и тотчас о том пожалел. Вопросы посыпались градом: «Завтра вернешься? А послезавтра? А послепослезавтра?» — вынудив его, в конечном счете, сознаться в неутешительной правде.

— Нет, милая. И после-после-послезавтра — тоже вряд ли… Не знаю я, когда вернусь. Мне далеко нужно идти, очень далеко… как твоему папе.

— Папа туда ушел и не пришел больше. И ты больше не придешь, — с убийственной непосредственностью сделала вывод Кариша и ударилась в слезы. Младшая, возившаяся у печи, вряд ли многое поняла, но на всякий случай разревелась вместе с сестрой. Под укоризненным взглядом Эльмы Деян попытался их успокоить — безуспешно, конечно же. Малуха без церемоний ухватила младшую за шиворот и ушла в дальнюю комнату, зло зыркнув из-под бровей. Хотела увести и Каришу, но та вырвалась и стала вертеться вокруг Деяна, не даваясь в руки и чередуя умоляющее «не уходи-и-и-и» с ударами маленьких кулачков: в ней определенно было что-то и от Малухи, и от Эльмы, и от прабабки — которая не замедлила проснуться и внести гортанными криками свою лепту в общий переполох. Довершил картину чародей, явившийся-таки узнать, почему Деян возится так долго.

— Ты — плохой! — изо всех сил напрягая глотку, заорала Кариша, увидев Голема. — Злой и плохой!!!

— Э-э… Д-да: я тот еще гад. — Чародей аж начал заикаться под ее напором. — А что я на сей раз сделал?

— Отец у нее год как воевать ушел. Теперь я, по прихоти твоей, ухожу, — зло сказал Деян. — И ты еще спрашиваешь, что сделал?

Шалфана Догжон избавила чародея от необходимости отвечать, запустив в него с печи тяжелой долбленой ложкой:.

— Сгинь, поганый, пшел! Неча тут шляться!

— Э-э… — Голем, увернувшись, попятился к двери. Лицо его в это мгновение приобрело выражение испуганное и туповатое, как у Джибанда.

— Бабушка, прекрати! — крикнула Эльма, но голос у старухи был громче.

— Сгинь, пшел, пшел!

Еще одна ложка ударилась о косяк.

— Джеб взял твой мешок; я подожду снаружи! — выкрикнул Голем. Последние слова донеслись уже со двора: чародей выскочил из дому, не став дожидаться, что в него полетит еще.

Деян на миг почувствовал гордость за старуху.

Калиша тихо юркнула в комнату к матери — не иначе тоже побоялась получить от прабабки.

— Так-то! Ишь, шляются, — удовлетворенно пробурчала старуха. — Ты им чего позволяешь, сын! А? Хоть бы за женой следил! Молчит и столбом стоит, дурень! Чего встал? Что, дела никакого нет, а?

— Я не ваш сын, бабушка Шалфана, — тихо сказал Деян. — Друг ваших внуков, сосед.

— Ша?

— Я не ваш сын. Вы обознались.

— Ишь чего болтает, слыхали, а? Тьфу ты! Иди хоть дров наколи, ступай! Совсем с ума сдвинулся, мозги последние пропил, дурной… Барагозите тут с дружками, вздремнуть не даете… — Старуха отвернулась к стене.

Еще недавно в ушах звенело от криков — а теперь в доме стало невыносимо тихо. Только сердито сопела старуха и в дальней комнате всхлипывала младшая дочь Петера.

— Тебе пора. — Эльма подобрала брошенную ложку и стала сосредоточенно оттирать ее полотенцем.

Деян стиснул зубы. Почему-то вышло так, что он сейчас стоял ровно посреди темного пятна на половице; может, оттого и чужая ступня снова заныла…

— Эльма!

Она устало взглянула сквозь него:

— Что еще?

— Займитесь кистью Красавчика Кена, если не собираетесь его вешать, — сказал Деян совсем не то, что собирался, — и вышел, хлопнув дверью.

— Идем! — Он едва не сшиб стоявшего у калитки чародея. Земля под ногами горела. — Идем, забери все это мрак!

— XI —