Альтернативная личность

— Пойду в тот день, свечку поставлю им. Приду со службы, сына буду вспоминать. На первый шарик посмотрю — первый год вспомню. И второй, и третий… Как в школу пошел. Как мужа потеряла. Как в армию провожала. Как первый раз хоронила. Как ушел он и больше не приходил… И все же, жду я его. Каждый день жду. Разговариваю с ним. Ругаемся мы с ним. А потом миримся — разве сын с матерью враги?

— Не враги, — кивнул Жорик и встал. — Где они? Надувать буду.

— В комнате. Я вам покажу, идемте, — позвала старушка, и Жорик проследовал за хозяйкой.

— А это он делал? — показал Жорик на картонную фигурку, висевшую над столом в гостиной.

— Да, он. — Старушка сняла фигурку с гвоздика, протянула гостю. — Можете посмотреть.

— Симпатичный очень, — улыбнулся Жорик, — на меня похож. Не находите?

— Вижу плохо, наверное… Вы на меня не обижайтесь, батюшка, если что не так, — попросила старушка.

— Что вы, все так! — заверил Жорик.

— У меня многие ее просили. Врач участковый придет, все смотрит, смотрит… Или внук Антонины. А как уступишь? Ведь память.

— Да, конечно, — согласился Жорик, возвращая хозяйке фигурку.

— Садитесь, — попросила старушка. — Вот шарики. Как устанете, скажите…

— Хорошо, — пообещал Жорик.

* * *

— Это тебе, — сказала Соня, — умеешь ты на подарок напроситься… держи, бабушка Маня для тебя передала, — и отвернулась. — Поцеловал бы. В последний раз…

— Спасибо, только на подарок я не напрашивался, — сказал Жорик и вытянул для поцелуя губы.

— Она ключиком заводится, — предупредила Соня. — Ключик в коробке. Сына ее, кажется…

Жорик поцеловал Соню в щеку, ухватился за руль и уставился на дорогу. Должен был заканчиваться мост, и впереди показалась дорожная развязка.

«А целоваться не умеет», — подумала Соня. Да, не умеет: для этого практика ведь нужна. Прак-ти-ка, а не три четыре, не поймешь каких, разика: будто улитка на улитку залезла, а вторая решила, что дождь пошел…

Вот она, эта монетка. Один рубль. А чего давать больше? — ведь на время. Потом заберет. Так принято. На случай, если у пассажира с собою нет денег. Жорик рассказал ей все, и Соня смиренно приняла участь. В конце концов, не она первая, не она последняя. Вот только маму, жалеет, не предупредила. Но маме люди скажут. А что не сразу повез, так объяснил, что руки не доходили. И в его деле, значит, бывают накладки. Вас, сказал, много, а я один. И помощник, сказал, ему не положен.

— И Фрейда ты вез? — спросила Соня из любопытства.

— Больше некому, — ответил Жорик. — Кто ж еще?..

Никакого особенного разочарования Соня не чувствовала: если бы у нее имелись определенные обязательства или невыполненные дела… А так, вроде ничего на ней и не висело. Не закончила с комиксами? И хорошо. Что, разве из нее получился бы второй Жан Эффель? Даже если получился бы — ведь второй. Не первый. Подумаешь, утонула. Рано или поздно со всеми это случается. Ну, коли не утонула, расшиблась бы.

— Если б не утонула, я бы все равно мало прожила? — спросила Соня.

— Не обязательно, — сказал Жорик. — По-разному бывает…

По-разному бывает… А что было бы, не сказал. Не хочет говорить, просто. Или не знает? Его дело маленькое: знай себе, перевози. Приехал, забрал, отвез. А сколько на этом кресле мертвецов перебывало… «Бр-р!» — и покосилась брезгливо на кресло. И машина-то задрипанная, не комильфо. А чего комильфо-то, небось не коммерческое предприятие? Какую дали, на той и ездит. Грузоперевозчик.

Ведь никто не виноват, что Соня утонула. Сама пошла, сама нырнула. За руку не тянули. Могла бы в это время к учебе готовиться, так ведь уже не готовилась. Скучала. Надела кольцо мамино, купальник новый… Вот он, под платьем. И кольцо при ней. А что, разве перед дорогой…

— А что, разве перед дорогой не переодевают? — поинтересовалась Соня.

— Тело переодевают, — разъяснил Жорик. И посмотрел на Соню: — купальник не нравится?

Да нет, ей все равно как-то. Тело, так тело… Соня осмотрела руки, колени, глянула в зеркало над Фрейдом. Будто это уже не тело. Сейчас спросишь Жорика, а он умничать начнет. Знает она тот репертуар. Скажет, например, что… Что субстанция полиметрическая. Или еще какая фигня. А ты сиди, думай. Нет уж, лучше не напрашиваться.

Две газеты дал ей Жорик. В одной короткая заметка о погибшей девушке, с Сониной фотографией. В другой — просьба откликнуться свидетелей. Два слова о купальнике, чуть больше о самой Соне. Интересно, кто-нибудь откликнулся? Должны были. Ведь она видела, ходили вокруг босоножки. И шлепанцы ходили. И просто пятки расплющенные. Но сейчас ведь как — пришли, поглазели и отвалили. А гражданский долг выполнить — таких нету. Только Соне теперь на это глубоко плевать. Теперь ее равнодушие охватило. И так было, но не полное — временами отдельными. Теперь окончательное. С равнодушием легкость пришла. Будто до пяти граммов Соня сократилась. Это как раз те пять грамм, что составляют разницу при взвешивании — Жорик рассказывал — до и после. Что от тела отрывается. Или она путает? Даже если путает, все равно легкость-то она вот, при ней.