Альтернативная личность

— Если меня сейчас взвесить, я на сколько потяну? — спросила Соня. — Граммов на пять?

— Понятия не имею, — заявил Жорик. И уставился на дорожную развязку.

«Значит, лгал», — поняла Соня. А она ему никогда не лгала. Вообще, лгать — это труд. Причем, не малый. А у Сони никогда не было лишних сил, чтобы лгать. Поэтому Жорик такой худой? — трудится много. Изнашивается. Расход калорий большой, вот телу ничего и не достается, все из мяса уходит. Перестал бы врать, поправился. Ну что это за мужик такой костлявый?! Штаны висят, задница плоская. Сутулится! Никакой красоты физической. И ведь браться за себя не хочет!

«Копейка» шмыгнула под мост, выехала на грунтовую дорогу.

— Меня встретят там? — спросила Соня. — Хоть это можешь сказать?

— Встретят, — пообещал Жорик.

— Кто?

— Понятия не имею, — буркнул Жорик. — Оставлю у ворот и назад поеду.

— Ну и дурак, — обиделась Соня.

* * *

— А что касается Марины Петровны… — сказал незнакомец. — Я заметил, что вам свойственно рассуждать о справедливости так, будто она касается кого угодно, только не вас. Я не прав?

— Думаю, что не правы, — возразил Андрей. — Маленькая несправедливость и большая — это разные вещи. Дать на один подзатыльник больше, чем заслуживает ребенок, и убить человека… По-вашему, это равнозначно? В ее случае человек не один, а дво… Трое. Ощущаете разницу? Подзатыльник и убийство. Слово одно, «несправедливость», а действия разные.

— Меньшая несправедливость, большая… Это все выдумки недобросовестного человека, который считает смерть самым страшным, что с ним может приключиться. Принял смерть за эталон всего плохого и знать ничего не желает — сидит, себя жалеет. Разве не так?

— А для вас что эталон?

— Для меня — человеко-часы. Знаете, очень удобно. И никаких эмоций.

— Ну, это для вас… И все же, убить троих — это слишком. Даже одного…

— Не троих, — напомнил незнакомец, — а двоих: ребенок не родился. Это существенно.

— Для меня существенно, — сказал Андрей. — Существенно… После убийства, она отделалась легким испугом. Ее не нашли и не судили. А людей не вернешь. Очень часто — да почти всегда! — то, что для одного является справедливым, для другого — верх несправедливости. Для нее важным было скрыться и забыть о происшедшем, для меня — найти ее. А когда вы вернули меня, я начал искать. И нашел.

— Но ведь когда я вернул вас…Для вас ничего уже не было: ни смерти жены, ни вашей смерти.

— Смерти не было, вы правы, но я не остался тем же. Я хотел забыть, а оно не получилось… В тот вечер мы опять стояли в том самом месте. Катька ни о чем не знала. Я предложил пойти домой. Она отказалась. Сказала, что раз уж вышли, нужно идти. Или я сказал, не помню. Я увидел машину и вдруг все вспомнил, и испугался. Она летела на нас. От страха я закрыл глаза и прошел все заново. Но машина, ударив другого человека, не тронула нас. Она растворилась в темноте, а мы спустя час были у Плужниковых. Через несколько дней Катька родила. Она была без ума от счастья, а я не находил себе места. Должен быть мальчик, а Катька заявила, что всегда ждали девочку. Я показал ей мальчика из картона и сказал, что мы сделали его, потому что готовились к рождению сына, что он должен быть веселый и озорной. А она бросила мне детские вещи и посмеялась надо мной. Катька настояла, чтоб девочку назвали Мариной — тогда я ничего не знал о МПГ. Я понял, что жизнь не закончилась, что она идет. Но это была совсем чужая жизнь: я чужой, Катька, чужая Москва, не моя. Она ничего не замечала, а я не находил себе места. Я был не мой, Катька была не моя. Но тяжелее всего было знать, что ребенок не мой.

— Ребенок разве не ваш? — удивился незнакомец.

— Не мой, а ваш, — сказал Андрей. — Другая жизнь, другие обстоятельства. Вы дали мне это. И я не благодарен вам… Моим был бы только Матвей.

— Я вас прекрасно понимаю. Но ведь всем управляет случай. Вы сыграли в новую игру, и получили новый результат. Знаете, я жалею, что пошел вам навстречу… Не нужно было вас возвращать.

— Не нужно было… — согласился Андрей.

— Зачем вы пустились во все тяжкие?

— Это был другой человек.

— Удобное оправдание, — заметил незнакомец.

— Я начал искать… Хотел лишь взглянуть на этого человека, не более. На того, кто не убил, но отнял…

— А когда нашли?

— Узнал, что это Глухова. Понимаете? Две Марины на одного слабого человека оказалось слишком много. Шлюз внутри открылся окончательно, и меня в него втянуло. Ежегодно я находил и…

— Но ведь для вас нового не было уже никакой Глуховой? Зачем же вы убивали?

— Была, была! Это она лишила меня всего прежнего, она навязала мне другого меня. Чужого. Вы и она. И все, что я у вас просил — не так много, заметьте — я не получил. На остановке погиб другой человек, но и меня не стало. Ваша работа…

— Меня вините?

— И вас, и Глухову. И себя больше всего.