Альвиана: по зову сердца и луны

— Мы разыскиваем бешеную песку! — нагло заявил один из явившихся.

— Не видел, — флегматично ответил Каит.

— Охотничьи привели нас к вашей усадьбе!

— Пробегай она мимо, я бы об этом знал, — спокойно возразил старик — и толпа расхохоталась.

— Так и мы бы узнали! По раскиданным потрохам.

— Ищите дальше.

— Смотри дед, найдут тебя пожранным.

— Смотри, искатель, как бы тебе бошку не оторвала, — все так же спокойно ответил старик.

Толпа забубнила, зашепталась, но голоса и собачий лай начали стихать…

Через час, когда пришел Элиос и принес еду, с насмешкой обратился ко мне:

— По округе ходят слухи, что ты людоедка.

— Хотя бы не насильница, — вздохнула я и протянула руки к тарелке. Хоть и успела причесаться пятерней, заплести косу и умыться из кувшинчика холодной водой, подозреваю, что все равно выгляжу ужасно.

Элиос улыбнулся моей шутке и протянул деревянную ложку. Опять он со своими предосторожностями.

Рагу было горячим, поэтому принялась дуть. А старик тем временем сел в кресло напротив и хмуро произнес:

— Дельрен прислал письмо. За ним следят, поэтому он не приедет.

Я расстроилась. Сразу аппетит пропал, и овощи с кусочками мяса, казавшиеся еще минуту назад необычайно вкусными, перестали радовать. Поставила тарелку на столик, что стоял у кровати.

— Голодом морить себя не надо, — Элиос не из тех, кто умеет утешать. — Дело выходит долгим, сложным. Так что сидеть тебе у меня еще долго.

— Расскажете? — посмотрела на него с надеждой.

— Он пишет, что твою склянку нашел. Но аптекарша отпирается, говорит, что ничего никому не продавала и тебя не видела.

— Я при Нэгнет покупала настойку, еще и бутылек ей показывала! — от подобной подлости атпекарши я даже дышать перестала.

— Зачем? — с подозрением прищурился Элиос, не понимая, для чего без предварительного замысла заострять внимание будущего свидетеля на какой-то мелочи.

— Особенности женского поведения: хвастаться обновами. Хотя бы такими.

Он закатил глаза, покачал головой, мол, какая глупость, и продолжил:

— Трудность дела в том, что если даже Дельрен докажет, что тебя опоили, останутся обвинения в нападениях. Мое свидетельство окажет влияние на ход дела, но горожанам это может показаться неубедительным. Кто-то очень жаждет тебя подставить, — старик нахмурился.

— Но, — занервничала я. — Я ведь… никого не…

— Знаю. В это время ты была уже здесь, на цепях… — от его взгляда мне стало плохо. — Как рассказывал Дельрен, приступ у тебя начался примерно в час ночи. Ты вскочила и напала на него. Затем разнесла окно и попыталась сбежать. Он погнался за тобой. Уж не знаю, каким чудом, но догнал. И утверждает, что не терял тебя из виду…

Я внимательно слушала измышления бывшего следователя и ужасалась тому, что совершенно ничего не помню. Будто ночи той и не было. Если бы не Дельрен, я бы сомневалась в себе, а уж остальные и подавно.

— Свернул бы тебе Совер шею, и не было бы у него проблем. А вместо этого тащил тебя на себе… — Элиос хмыкнул. — Интересно, я тоже в молодости был таким же дураком? А? Вроде бы нет… — вздохнул. — Так вот, что самое странное и не дает мне покоя, так это то, что уже первым вечером, когда уверенности еще ни в чем не было, в Акольме произошли два первых убийства, в которых горожане уверенно обвинили тебя… — Он замолчал и начал массировать виски. — И обвинения продолжаются.

— Продолжаются? — ошарашенно переспросила я.

— Да. Убийства продолжаются, но об этом позже. Не мешай размышлять, — он окинул меня грозным, недовольным взглядом из-под густых седых бровей и продолжил: — Когда Дельрен вернулся в Акольм, в департаменте его возвращению несказанно обрадовались. Потому что уже пошел слух, что некая двуликая сошла с ума… А откуда узнали? Откуда уверенность, что именно бешенство? Почему не нападение из мести? — он тряхнул указательным пальцем и недобро сузил темные, карие глаза. — Да, ночной грохот был в его доме, возможно, это ты. Но почему не нападение из других причин, а уверенность именно в бешенстве?

— Кто-то знал заранее, что со мной случится приступ? — только от одного предположения мне стало страшно.

— Выходит, так. Что очень странно. Ведь проклятие луной считается непредсказуемым.

От осознания, в какую неприятность влипла, я закрыла глаза и откинула голову к стене.

— Вот и думай, как с тобой слип Совер, — Элиос вздохнул, — на кону его честь.

Не знаю, что лучше: жить в незнании или знать о позорном конце и трястись?

Я смахивала слезы и прощалась с жизнью, уверенная, что теперь мне точно конец. В крайнем случае пожизненное заключение.

Старик же спокойно суетился по дому, выходил в сад, потом снова возвращался за стол и писал, писал, писал… Зачеркивал написанное, брал новый лист и снова писал. А чтобы я не мешала и не нервировала громыханием цепей, принес ворох тряпок и заставил обмотать их.