Алые сердца. По тонкому льду

Приобняв меня, Иньчжэнь принялся легонько похлопывать мою спину. Я попыталась оттолкнуть его, но в моем теле не осталось ни капли сил. Обмякнув, со слезами в голосе я крикнула:

– Уходи! Не желаю больше видеть тебя!

Лицо Иньчжэня сделалось холодным, но на нем проступили также следы глубокой печали. Протянув пальцы, он схватил меня за плечо той руки, которой я все еще пыталась оттолкнуть его.

– Зачем? – плакала я. – Зачем ты это сделал?

Иньчжэнь с силой привлек меня к себе и заключил в объятия.

– Жоси, у нас будет ребенок.

Рыдания застряли в горле. Я подняла на Иньчжэня глаза, и тот кивнул.

– Лекарь слушал твой пульс и сказал, что уже месяц.

С этими словами он запечатлел на моей щеке едва ощутимый поцелуй.

– У нас будет ребенок, – мягко повторил он.

Я не испытывала никакой радости. В моей душе любовь к Иньчжэню так тесно сплелась с ненавистью к нему же, что я уставилась на него, не в силах пошевелиться. Иньчжэнь протянул руку и прикрыл мои глаза ладонью, прося:

– Жоси, не смотри на меня так. Разве ты не рада? Мы так долго этого ждали.

Боль в моем сердце стала такой невыносимой, что я согнулась и, сотрясаясь от рыданий, закричала:

– Иньчжэнь, я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Ненавижу!

На мгновение он будто окаменел. Затем легонько похлопал меня по спине и произнес:

– Я знаю! Жоси, я сделал это не без причины. Сперва отдохни и выздоровей, а потом я все тебе объясню.

– Она была мне младшей сестрой! – ревела я. – Сестрой!

Иньчжэнь прикрыл мне рот ладонью:

– Жоси, ты относилась к ней как к сестре, но она никогда не считала тебя таковой. А ведь я давал ей шанс.

Я в исступлении ударила его по руке. Это стоило мне большого напряжения, в глазах потемнело, и мое тело осело на подушки. Иньчжэнь поспешно подхватил меня, придерживая, пока я, тяжело дыша, обессилевшими руками толкала его.

– Если ты не хочешь меня видеть, я уйду, – сказал он. – Но так или иначе, ты должна хорошо заботиться о себе и о ребенке.

Позвав Мэйсян и Цзюйюнь прислуживать мне, он поднялся с постели, бросил на меня, неподвижно лежащую с закрытыми глазами, пристальный взгляд и тихо удалился, то и дело оборачиваясь.

Лежа в забытьи, я видела много снов. Они дробились и перемешивались между собой: словно все эти годы снова пролетели, уместившись в одно мгновение, которое, однако, было весьма долгим и мучительным.

Весной Юйтань сидела на кане, вышивая для меня платок, пока я рядом с ней листала книгу. Изредка в комнате раздавался звонкий смех, эхо которого быстро таяло в тоске и холоде Запретного города.

Когда я болела, именно ты заботилась обо мне, обтирая меня платком, поднося лекарства. В тот раз, когда мне было так плохо, что не осталось воли к жизни, ты всю ночь провела у моей постели, напевая, и своей песней помогла мне очнуться.

Когда я попала в прачечные и была вынуждена заниматься самым презренным трудом, ты не бросила меня и продолжала всеми силами оберегать. Наши сестринские чувства, которым вот-вот должно было стукнуть двадцать лет, были постоянным источником тепла в этом холодном дворце.

Я думала, что с помощью его любви ко мне смогу защитить тебя, сделать так, чтобы никто в Запретном городе не сумел навредить тебе, но я не ожидала, что он способен так с тобой поступить.

Юйтань, с твоим уходом из Запретного города исчезли последние частички тепла.

Разбудив меня, Мэйсян сложила платок и принялась протирать мне лицо. Оказывается, я плакала во сне.

Только-только рассвело. Я велела Мэйсян сходить к Ван Си и привести его ко мне. Поколебавшись, девушка все же сказала «Слушаюсь!», опустила голову и вышла.

Вскоре в комнату, ступая неверными шагами, вошел Ван Си. Он был очень бледен, глаза глубоко запали, и вокруг образовались черные тени. Ван Си наблюдал произошедшее от начала до конца, и это, очевидно, глубоко шокировало его. Лица у Мэйсян и Цзюйюнь тоже выглядели опухшими от слез, но к Юйтань они никаких чувств не испытывали: просто испугались самой казни.

Мэйсян продолжала стоять рядом.

– Ступай! – велела я.

Девушка помедлила, но вышла из комнаты. Я пригласила Ван Си присесть, но тот почтительно остался стоять у постели, показав пальцем на дверь.

– Я нарочно, – беззвучно прошептала я одними губами.

Внезапно все поняв, Ван Си поспешил воскликнуть:

– Слуга не осмеливается сесть. Если у сестрицы есть ко мне какое-то дело, то пусть она говорит прямо!

Я немного помолчала, пытаясь унять душевную боль, а затем спросила:

– В тот день Юйтань… Она… Чем все закончилось?

На глазах у Ван Си выступили слезы, но, хотя его подбородок дрожал, он спокойно ответил:

– Она скончалась очень быстро и почти не испытала мучений.

При этих словах слезы все-таки покатились по его щекам, и Ван Си быстро утер их рукавом.

– Она что-нибудь сказала перед смертью? – спросила я, прижав ладонь к груди.

Ван Си быстро огляделся по сторонам, вытащил из-за пазухи обрывок ленты и, сунув его мне под подушку, вслух произнес:

– Она только улыбалась, ничего не говоря.

– Как ты? – поинтересовалась я вслух, взглядом спрашивая совсем о другом.