Алые сердца. По тонкому льду

Ван Си изобразил рукой движение, которым ленту сунули в дверную щель, а затем показал, как открыл дверь и увидел послание. Вслух же он ответил:

– У вашего покорного слуги все хорошо.

Некоторое время мы молча обменивались взглядами. Затем Ван Си сказал:

– Если у сестрицы нет никаких поручений, покорный слуга с ее позволения откланяется.

С этими словами он развернулся и ушел, даже не дождавшись моего ответа. Мне хотелось окликнуть его, остановить, но я сдержалась.

Под предлогом, что мне нужно отдохнуть, я выгнала Мэйсян с Цзюйюнь, опустила занавесь и спряталась под одеяло, чтобы разглядеть ленту. На ней была написана всего пара строк, но каждый иероглиф отпечатывался в моем сердце, словно вырезанный ножом.

Прошу, сестрица, помоги моей семье. Я, Юйтань, знаю, что скоро умру. Всегда надеялась, что однажды смогу сама все тебе объяснить, но возможности уже нет. Я спешу, а потому не смогу выразить все, что у меня на сердце, но я вдруг поняла, что любые слова излишни. Уверена, ты и так меня поймешь, сестрица. Я была лишь очередной дурой в этом бренном мире! Однако Юйтань ни о чем не сожалеет и не держит зла! Сестрица, не печалься!

Воображение рисовало мне события того дня, когда Юйтань, спрятавшись в каком-нибудь углу, в спешке оторвала ленту от своей одежды, прокусила палец и торопливо написала эти строки, после чего сунула под дверь Ван Си. А вскоре после этого за ней пришли, схватили и уволокли.

Юйтань говорила мне, что никогда не училась и знает лишь несколько иероглифов. Но сейчас, читая ее послание, я заметила, что, хотя она и писала в спешке, ее письмо было написано стандартным мелким письмом кайшу, напоминавшим каллиграфию художницы Гуань Даошэн к картине «Цветы сливы». Писать в столь скромном и изящном стиле мог лишь тот, кто упражнялся в этом годами и хорошо изучил классическую поэзию. Юйтань, сколько же всего ты от меня скрывала?

– Барышня, к вам пришел тринадцатый господин, – негромко сообщила из-за двери Мэйсян.

– Проси, – ответила я.

Тринадцатый не спеша прошел в комнату. Мэйсян поприветствовала его и принесла стул, чтобы он мог сесть, после чего безмолвно удалилась.

Внимательно оглядев мое лицо, тринадцатый господин сказал:

– У тебя и без того было слабое здоровье, а сейчас ты еще и беременна. Разве ты сможешь выдержать собственные измывательства над самой собой? Неужели ты так возненавидела царственного брата, что не хочешь даже оставить ребенка?

– Вовсе нет, – отмахнулась я.

– А раз нет, то ты тем более должна беречь свое здоровье. Во-первых, то, что ты в столь позднем возрасте впервые забеременела, само по себе не очень хорошо для твоего здоровья. Помимо этого, ты и так постоянно болеешь, а теперь в твоем теле еще и зародилась новая жизнь. Из-за тебя лекарь Хэ ночами не спит, придумывая подходящие методы лечения, да и царственный брат с ума сходит от беспокойства, а ты совсем не заботишься о себе. Не желая пугать тебя, царственный брат не рассказывает тебе обо всем этом. Я сначала тоже хотел лишь уговорить тебя наконец расслабиться, но, увидев тебя сейчас, вышел из себя и не выдержал. Давай начистоту: если тебе не нужен этот ребенок, стоит поговорить с придворным лекарем.

Я замерла, надолго замолчав.

– Буду стараться изо всех сил, – печально проговорила я наконец, – но боль в моей душе просто невыносима. Ты можешь подсказать мне, как уменьшить эту боль? Та, что была мне как сестра, трагически погибла от рук моего любимого. Можешь ли ты помочь мне избавиться от этого клубка любви и ненависти, что намертво сплелись в моем сердце?

Тринадцатый господин потупился. После короткого молчания он сказал:

– Возможно, правда обрадует тебя, а может, лишь сделает еще больней.

– Так расскажи мне! – с горькой улыбкой попросила я.

Тринадцатый тихонько вздохнул и начал свой рассказ.