Алые сердца. По тонкому льду

Мы с Цяохуэй медленно прогуливались по саду Юйхуаюань. Та придерживала меня под руку.

– Плоду всего пара месяцев, и живота пока почти что и нет, – улыбнулась я. – Я могу идти сама.

– Вы носите ребенка, и будет надежнее, если я поддержу вас под руку, – возразила Цяохуэй.

Мне оставалось лишь позволить ей вести меня и дальше.

Внезапно появилась восьмая госпожа, идущая нам навстречу. Цяохуэй поспешно поприветствовала ее, я тоже хотела было поклониться, но та не приняла мой поклон, холодно проговорив:

– Хотя и неформально, но ты все же возлюбленная Его Величества, поэтому я не могу позволить тебе мне кланяться.

Цяохуэй, густо покраснев, поспешно сказала:

– Его Величество вскоре пожалует барышне титул.

Я с улыбкой покосилась на Цяохуэй. Мне самой было все равно, зато она краснела за двоих. Легонько пожав ее руку, я знаком велела ей встать поблизости и сторожить.

Затем я улыбнулась восьмой госпоже и поинтересовалась:

– Что-то случилось?

– Несколько дней назад Его Величество вновь сделал господину внушение, сказав, что вина за задержку десятого господина в Чжанцзякоу целиком лежит на нем, так как он подстрекал десятого господина на беззаконные действия.

– А разве это не так? – поколебавшись, спросила я.

Восьмая госпожа окинула меня насмешливым взглядом и ответила:

– Десятый господин и правда действовал не вполне самостоятельно. Хотя этот пес Сюй Гогуй намеренно пытался спровоцировать его, десятый господин смог с ним договориться, но и он не рассчитывал на столь долгую задержку. Впрочем, восьмой господин никак не поучаствовал в этом: сейчас он относится ко всему происходящему с безразличием и ему нет дела ни до взлетов, ни до падений. Он говорит, что сделает все, что прикажет Его Величество, в том числе с покорностью примет потерю титула и заключение под стражу. Господин даже уговаривал девятого господина прекратить борьбу с Его Величеством, говоря, что раз уж все так обернулось, то какой в этой борьбе теперь смысл?

Так вот что она хотела мне сказать!

– Ну и зачем ты это делаешь? – с раздражением спросила я. – Разве не знаешь, что можешь прогневить Его Величество?

Восьмая госпожа только холодно усмехнулась:

– Его Величество потихоньку проверяет, давит на нас. Мы то и дело идем на уступки, но ему сколько ни дай – все мало. Чем так, лучше уж посмотреть, насколько безжалостным он может быть, проверить, может ли он дойти до такой степени жестокости, что забудет обо всем на свете.

– Если ты ожидаешь увидеть императора, который станет нерешительным и мягкосердечным, чтобы остаться добродетельным в трудах летописцев и быть любимым потомками, ты глубоко заблуждаешься, – серьезно сказала я. – Если же твоя цель – взвалить на него вину за страдания его братьев, то ты должна понимать, что цена чересчур высока. Безусловно, та слава, что останется в исторических записях, весьма важна, но разве она важнее человеческой жизни?

Восьмая госпожа запрокинула голову и ответила, глядя в небо:

– Его Величество уже разрушил жизнь восьмого господина до самого основания. Император Шэнцзу начал, а он довел дело до конца. Все бумаги были просмотрены Его Величеством и уничтожены им собственноручно. Придворные, догадываясь о намерениях императора, выискивают промахи восьмого и там и тут, подавая жалобы по поводу и без, ведь если повод есть, то его можно раздуть, а если нет – просто выдумать. Одним словом, труды всей его жизни пошли насмарку: он так ничего и не смог сделать во благо Великой Цин.

Восьмая госпожа покачала головой и улыбнулась: