Алые сердца. По тонкому льду

– Если ты полагаешь, будто я рассчитываю, что история нас рассудит, то выйдет, что все книги, что я прочитала за свою жизнь, прочитаны мной зря. Да, в эпоху Чуньцю жил беспристрастный летописец Дун Ху, были правдивые труды Сыма Цяня, посвященные древней истории. Также можно вспомнить и Бань Гу с Фань Е, которые, хоть и уступали предшественникам, все же были на стороне справедливости, да и Чэнь Шоу, хотя и имел свое особое отношение к царству Вэй, никогда не шел против совести и не исправлял свои записи. Однако начиная с вступления на престол Ли Шиминя, императора Тайцзуна, история государства стала историей сыновей Неба, и теперь они могли менять ее и искажать, как им угодно. Из официальных хроник, что освещают переворот у Сюаньумэнь, приведший Ли Шиминя к власти, есть лишь составленные Фан Сюаньлином и другими сокращенные «Официальная история», «Хроники правления императора Гаоцзу» и «Хроники правления императора Тайцзуна», а изданные позже старая и новая «Книга Тан», как и прочие исторические хроники, брали их за основу. В юности я внимательно изучила исторические документы той эпохи, но даже в неофициальных хрониках не нашла ни одного дурного упоминания о Ли Шимине. Нельзя не поразиться дотошности императора Тайцзуна и искусству его летописцев. В этих документах инцидент у ворот Сюаньумэнь описывается так, словно Ли Шиминь все уступал и уступал братьям, но те желали убить его, и он, оказавшись в безвыходном положении, был вынужден принять ответные меры. Чтобы очернить соперников Ли Шиминя, был придуман такой нелепый сюжет: Ли Шиминь сам отправился на пир, где его хотели убить, и выпил отравленное братьями вино, но не умер, а лишь исторг из себя кровавой рвоты на несколько ковшей. Через пару-тройку дней же Ли Шиминь, который «исторг из себя кровавой рвоты на несколько ковшей», стоял у ворот Сюаньумэнь живой и полный сил, натянул тетиву тугого лука и поразил стрелой старшего из братьев, Ли Цзяньчэна. Если вся эта история – правда, то я могу лишь вздохнуть, думая о недальновидности Ли Цзяньчэна и Ли Юаньцзи: они хранили во дворце превосходный яд, одной капли которого было бы достаточно для убийства, но не воспользовались им, вместо этого купив для столь серьезного дела дешевую уличную подделку. Или же я стану восхищаться необыкновенными способностями Ли Шиминя, который, судя по всему, является земным воплощением небесного дракона, раз оказался способен, «исторгнув из себя кровавой рвоты на несколько ковшей», не только остаться в живых, но и составить стратегию по устранению братьев?

Ее слова лишили меня дара речи. Восьмая госпожа же, прикрыв рот ладонью, тихо засмеялась, после чего добавила:

– Если эликсир бессмертия действительно существует, я бы хотела выпить его, чтобы узнать, как наш нынешний император Юнчжэн объяснит все свои поступки в будущем. Нас наверняка опишут как коварных и лицемерных злодеев, которые изо всех сил мешали его стремлению всем сердцем служить Поднебесной и которых он был вынужден сурово наказать.

Мы надолго замолчали.

– Изъяны самоцвета не могут затмить его блеск, – наконец медленно проговорила я. – Да, император Тайцзун совершил ошибку, однако при нем началась эра Чжэньгуань, время мира и процветания. То же самое можно сказать и об императорах, что правили после него. Но это вовсе не то, что занимает твои мысли. Так зачем же заставлять десятого принца так долго сидеть в Чжанцзякоу?

Восьмая госпожа тут же перестала улыбаться.

– Если ему можно постоянно прощупывать нас, то почему мы не можем прощупать его и попытаться понять, что он собирается сделать с нами? Если бы он правда хотел посадить нас под замок до конца наших дней, давно бы мог издать высочайший указ и радоваться своей победе. К чему эта игра в кошки-мышки? Если бы не равнодушие восьмого господина, я бы давно сошла с ума. Ты не знаешь, что это за мучение – изо дня в день жить под лезвием ножа, осознавая, что рано или поздно оно опустится на тебя, и изо дня в день задаваться вопросом, когда же это произойдет. Раньше я еще боялась, а сейчас понимаю, что если бы оно поскорее опустилось, то я бы почувствовала невероятное облегчение.

Кошки-мышки? Жизнь под лезвием ножа? В голове была каша. Немного помолчав, я поинтересовалась:

– Если сегодня ты пришла не затем, чтобы попросить меня замолвить словечко за десятого господина, то зачем тогда?

– Я узнала от девятого господина кое-что весьма любопытное, – хихикнула она, глядя на меня.

Душу пронзила боль. Интересно, что почувствовал девятый, узнав о гибели Юйтань? Пожалел ли он ее хоть немного?