Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Рут Кеннелл и другие американки ощутили сильное притяжение к утопической цели советского эксперимента, призванного целиком перевернуть укоренившиеся представления о семейной жизни, работе, материнстве и интимных отношениях. Этот «практический» эксперимент держался не только на машинах и инженерном опыте, но и на надеждах и желаниях людей. Американки, покидавшие США, искали в России новую родину, которая, быть может, избавит их от материализма, индивидуализма, закоснелых гендерных ролей и буржуазной морали. Некоторое время Рут казалось, что в Сибири она нашла именно то, что искала.

После смерти отца маленькая Рут Эпперсон вместе с матерью Эллой, феминисткой и свободолюбивой женщиной, и старшими братом и сестрой уехали в поисках лучшей жизни из Оклахомы в Калифорнию. Хотя семья жила иногда в крайней бедности, Рут мечтала стать актрисой, писательницей или «вожаком своего униженного пола». В юные годы, живя в Сан-Франциско, Рут повернула свои детские мечты в более практичное русло и поступила работать в детскую библиотеку. Стремясь к умственной жизни, она вышла замуж за первого же интеллектуала, который обратил на нее внимание, – студента духовной семинарии Фрэнка Кеннелла[284].

Замужество не принесло Рут большого счастья, но поначалу браку угрожали скорее политические разногласия супругов, чем их сексуальная несовместимость. В Первую мировую войну Фрэнк, несмотря на возражения жены, попытался поступить в армию, но из-за близорукости его не взяли. Потом, следуя желаниям Рут, он сделался пацифистом и социалистом. Но по религиозным вопросам у супругов по-прежнему сохранялись разногласия. Фрэнк мечтал стать священнослужителем, несмотря на «поразительное безбожие» Рут и ее уверенность в том, что она «ни капельки не годится на роль жены священника». Она то и дело допускала оплошности: например, на швейных посиделках прихожанок, «где дамы шили пижамы для бельгийцев, а священник вслух читал книгу о зверствах немцев», Рут не стерпела отвращения, вскочила со стула и опрометью выбежала из комнаты. Что еще хуже, ей было почти физически больно смотреть на мужа и слушать его, когда он стоял на кафедре проповедника, потому что «в такие минуты он выглядел жалким и неискренним». В итоге и здесь Рут одержала победу: Фрэнк так и не смог найти такую паству, которая согласилась бы терпеть проповедника-пацифиста. Он устроился в издательство религиозной литературы в Сан-Франциско, и жизнь Кеннеллов вроде бы вошла в колею. Между тем Элла, мать Рут, купила участок земли в кооперативной птицеводческой колонии Раннимид в Пало-Альто. Это была «земледельческая утопическая коммуна, куда стеклось около тысячи поселенцев». Птицеферму назвали «Убежище»[285].

И Рут, и Фрэнк вступили в организацию «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ), решив, что Социалистическая партия, так и не осудившая развязывание Первой мировой войны, для них слишком уж беззубая. Свободное время они проводили в Народном институте – центре радикальной политики и политического театра. Хотя и они сами, и их товарищи восхищались русской революцией и интересовались всем русским, Рут и Фрэнку не приходило в голову вступать в коммунистическую партию США (основанную в 1919 году). Компартия США, все еще остававшаяся нелегальной и подпольной, казалась Рут «никчемной», а вот идеалистическая ИРМ виделась ей «авангардом революции в Америке». Впрочем, в ту пору у нее «имелось весьма туманное представление о том, что такое революция, ведь „Капитал“ Маркса она одолела только до второй главы»[286].

Несмотря на полицейский надзор и периодические облавы на институт, все шло хорошо, пока Рут не забеременела – уже во второй раз. Теперь врачи сообщили ей, что снова делать аборт довольно опасно. Рут боялась, что материнство превратит ее в «домашнюю клушу» и изолирует от мира, но Фрэнк хотел ребенка. Когда родился Джимми (его назвали так в честь Джеймса Прайса – уоббли, брошенного в тюрьму), Рут, к собственному удивлению, почувствовала к малышу сильную приязнь, даже любовь, и с радостью погрузилась в материнские заботы. Фрэнк вступил в ОТПСР и заодно записал туда Рут. Его воодушевленный активизм «доказывал… что родительство не обязательно мешает общественной жизни». Но сама Рут остро ощущала, что, пока она хлопочет по дому, история оглушительно проносится мимо нее[287]. Что ж, по крайней мере, бремя этих хлопот она несла не в одиночку: Фрэнк и Рут поселились в одной квартире с другой супружеской парой из института и вели общее хозяйство. Однажды сосед принес домой номер Liberator, где был помещен настоящий панегирик Кузбассу: «Сибири требуются пионеры». Автором был пролетарский поэт Майк Голд. Рут отнеслась к публикации скептически, но заинтересовалась. Фрэнк же, всегда легкий на подъем, уже приготовился паковать чемоданы.

Статья в Liberator призывала к действию тех американцев, кого не устраивала изжившая себя цивилизация, зацикленная на делячестве и потреблении, и кто не желал пассивно погрязать в нигилистическом отрицании современного общества: