Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Не знаю, может быть, это было грехом против материнства, но, несмотря на всю мучительность разлуки, мне казалось, что вот сейчас мне представляется великая возможность бежать от неудовлетворенности жизнью и участи домашней хозяйки, возможность утолить свою жажду служения людям – доказать, что мать может работать для всего человечества и все-таки оставаться матерью[294].

По пути в Кузбасс Рут и Фрэнк проезжали через Нью-Йорк, который олицетворял для них все то, от чего они стремились убежать: «большой безжалостный механизм, производящий прибыль для горстки богачей, а из остальных только высасывающий все силы». Рут скрепя сердце отгоняла мысли об остающемся в Америке сыне, когда пароход «Роттердам» выходил из гавани. Это было 22 июля 1922 года. Все 135 членов кузбасской группы стояли на верхней палубе, пели «Интернационал», один из них размахивал красным флагом. Рабочие, стоявшие на пирсе, тоже взмахнули красным флагом, и Рут с товарищами сначала обрадовались как сумасшедшие, но потом до них дошло, что это просто сигнальный флажок[295].

Фрэнк и Рут входили в состав четвертой группы «пионеров», отправлявшихся в Кузбасс из США. Хотя все они, на первый взгляд, были американцами, большинство родилось в других странах: в Финляндии, России, Литве, Германии, Хорватии, Австрии, Югославии, Швейцарии, Швеции, на Кубе, в Польше и Венгрии. Съехались они со всех концов США: тут были шахтеры из Пенсильвании, Иллинойса и Западной Виргинии, инженер и фермер из Аляски, а также птицевод из Сиэтла с дюжиной кур породы красный род-айленд. Вскоре Рут и Фрэнк сделались душой корабельного общества и взялись за организацию вечерних развлечений – обычно с танцами и песнями. Однажды они подготовили и разыграли целую пантомиму, которая поясняла, почему американцы решили поехать в Сибирь. Товарищ Свингл изображал царя: восседал на «золотом троне» (упаковочном ящике) с «короной» (огромной консервной банкой) на голове. Распевая «Марсельезу», явился рослый финн, олицетворявший русский рабочий народ, и царя свалили с трона. Сбежались союзные солдаты и контрреволюционеры, чтобы помешать рабочему, и как только они были разгромлены, появилась Рут, изображавшая голод, – «вся в черном, с изможденным лицом». Под звуки похоронного марша она принялась кружить вокруг рабочего и его ребенка. Наконец на помощь явился Кузбасс, весь в белом. Прогнав Рут-голод, Кузбасс поднял красный флаг, а потом, взяв под руку рабочего, бодро запел «Интернационал»[296].

Время летело быстро, и вечерами, сидя на палубе, Рут любовалась звездным небом и думала о будущем. Пароход сделал остановку в Англии, затем в Роттердаме, где колонисты пересели на другой корабль, поменьше. Как-то раз коммунисты, входившие в группу, провели свое партсобрание, не пригласив на него остальных, и Рут обиделась: почувствовала себя обделенной. Вскоре она поняла, что коммунисты занимают привилегированное положение – и в Кузбассе, и повсюду в Советском Союзе.

Несмотря на различные идеологические и национальные расхождения, членов группы объединило общее ликование, когда их корабль миновал крепость Кронштадт и золотой купол, блеснувший вдали, возвестил пассажирам, что они приближаются к Петрограду. Но кузбасские пионеры прибыли на «землю обетованную» на два дня раньше, чем ожидалось, так что никто их не встречал и не чествовал как героев. С ними обошлись как с «простыми иммигрантами». После того как багаж был досмотрен, а капитан судна прошел все необходимые бюрократические процедуры и сдал дежурство, колонистов отпустили на все четыре стороны. Ночевали они на полу старого особняка, служившего иммиграционным бюро. Рут маялась животом от несвежей колбасы, и ей было не до осмотра Петрограда. Но описала его так: «Разбитый город, в ужасном состоянии, всюду разорение и хаос, нищета и запустение». Она была рада, что задерживаться здесь не нужно. Вскоре колонистов повез на восток спецпоезд[297].