Тем молодым интеллектуалам, кто не сбежал в парижские кафе, чтобы потягивать там коктейли, изображая благородный протест против американского пуританства, стоило бы попытаться познакомиться с Гербертом Стэнли Калвертом, который только что вернулся из России с важной новостью.
Калверт, «странствующий уоббли», специально проработавший некоторое время на заводе Форда в Хайленд-Парке, чтобы обрести навыки, которые ему пригодятся потом в России, намеревался покорять сибирскую глубинку при помощи американских машин и американских рабочих рук:
Он видит, как человеческий род, вооруженный этими мощными орудиями, бросается единой певучей ратью на Природу – и наконец подчиняет ее; наконец он строит свободное общество, основанное на мире, изобилии, братстве и созидании посреди первобытного, безнравственного Хаоса. Он – поэт мощи, осязаемых вещей, материи, силы и обуздания.
По словам Голда, «истинным Христом нашей цивилизации станет техника. Она еще освободит человека от оков»[288]
. В Советской России станки и машины принесут людям доселе неслыханные свободы, а целенаправленное переустройство общества породит новые виды человеческого совершенства. Как это и описано в классической утопической литературе, все это подарит женщинам новые роли – благодаря государственной заботе о детях, коммунальным столовым и партнерским отношениям, основанным на товариществе, а не на соображениях экономической выгоды.Кузбасская колония, идея создания которой возникла в 1921 году у Калверта, Уильяма Хейвуда и голландского коммуниста и инженера Себальда Рутгерса (все они приезжали в Москву на Третий конгресс Коммунистического интернационала), задумывалась как «единое промышленное образование», организованное на американский манер, однако способное служить «центром притяжения коммунистического хозяйства». Созданная с осторожного благословения самого Ленина, колония должна была освободить американских рабочих от «наемного рабства», а советским людям предоставить преимущества американских технологий, производственного опыта и методов – но без отравы капитализма. Кузбасс, расхваливавшийся как «открытие небывалых возможностей, от масштаба которых захватывает дух», одновременно преподносился как нечто типично американское: «Представьте себе, что вам предложили бы стать основателем Новой Америки», – говорилось в рекламной публикации. Но, как настаивали основатели колонии, их мечта являлась и «практической программой». Однако сколько бы организаторы ни говорили о научном планировании и чудесах техники, которые становятся возможными благодаря искоренению корыстолюбивых побуждений, значительную роль в становлении и развитии кузбасской колонии играли желания, надежды и воображение устремившихся туда людей. В одном документе несколько страниц посвящены описанию воображаемого обеда «в столовых центрального Кузбасского кооператива» с «отделанными белыми плитками стенами» и «удобными креслами», где «царит ощущение здоровья и интеллекта» и подают очень вкусную еду[289]
.Указ о создании кузбасской колонии, которой предстояло процветать благодаря близости богатых железорудных и угольных месторождений, плодородных земель, а также железнодорожных и речных путей, был подписан 21 октября 1921 года. Калверт, Рутгерс и Хейвуд воображали Кузбасс таким местом, где «будет на деле продемонстрирована» «международная солидарность» и возникнет важнейшая лаборатория, которая убедит американцев в жизнеспособности советского эксперимента. Успех принесет столь необходимую поддержку, а неудача сделает Кузбасс «посмешищем в глазах всего мира»[290]
.О женщинах основатели колонии вспомнили с некоторым запозданием. Из-за явного избытка «сибирских красавиц» и из-за того, что планировалось набирать людей для работы в промышленности, организаторам казалось достаточным привлечь лишь небольшое количество «крепких, здоровых женщин, привыкших подолгу находиться на открытом воздухе, словом, пионерок», чье присутствие поможет «наладить нормальную домашнюю атмосферу, уют и порядок»[291]
. И все равно колония притягивала женщин, которые надеялись, что основанная на равноправии общинная жизнь освободит их от постылого бремени хозяйственных хлопот.