Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

К концу того лета плотники достроили очень скромный, зато функциональный Общинный дом – с «рядами комнат, грубыми сосновыми перегородками, длинными унылыми коридорами и большой голой столовой с покрытыми клеенками столами и деревянными скамейками». Его появление несколько ослабило остроту жилищного кризиса, но склоки из-за жилплощади все равно продолжались[311]. Рут и Фрэнк стали завтракать и обедать в общей столовой, потому что миссис Пирсон сделалась совершенно невыносимой, хотя Кеннеллы уже перестали делить с ней и ее мужем комнату – и кровать.

Тут Рут ощутила, что весь здешний уклад – это и есть настоящий коммунизм. Описывая бытовые подробности жизни в колонии, Рут отмечала, что, хоть по беленым стенам столовой и ползали тараканы – и не просто ползали, а «могли в любую минуту спикировать прямо в тарелку», – система коммунального быта в целом работала успешно:

Еды у нас вдоволь, все очень вкусное, хотя, пожалуй, многовато слишком клейких блюд; со временем привыкаешь даже к черному хлебу – кислому, влажноватому, быстро плесневеющему… Свежие овощи и мясо, яйца, молоко, мед – этого всего у нас предостаточно, а вот сахар, белая мука и мыло есть только в наших привозных припасах, больше нигде их не достать. Тем, кто предпочитает готовить самостоятельно, выдается паек на десять дней вперед. Мыло и табак распределяются раз в месяц. Все члены колонии, кроме детей и кормящих матерей, должны выполнять какую-нибудь полезную работу. Взамен работники получают еду, крышу над головой и кое-какую зимнюю одежду – например, меховые шапки, перчатки и валенки. Каждый работник сдает в коммунальную прачечную по десять своих вещей в неделю. Обувь отдают в сапожную починочную. В нашей колонии «Кузбасс» мы отлично обходимся без денег[312].

Это «отлично» было, конечно же, преувеличением. Еще до того, как управление колонией передали в руки американцев, одна только задача «накормить, обеспечить жильем и налаженным бытом четыреста мужчин, женщин и детей, решивших жить полностью общинной жизнью, совершенно без денег, оказалась сложной»[313]. На Рут возложили всю конторскую работу, связанную с протоколированием повседневной жизни колонии, и потому она была посвящена во все подробности разнообразных склок и дрязг – не только между уоббли и коммунистами, или русскими и американцами, но и между представителями разных национальностей и, наконец, между мужчинами и женщинами.

Рут помогла Пирсону составить отчет, в котором американское руководство излагало свои планы по дальнейшему усовершенствованию и преобразованию колонии и просило у Москвы средства на осуществление этих планов. А еще Рут взялась оживить общественную жизнь колонии и «без устали устраивала вечеринки и развлечения». Вместе с Фрэнком она организовала самодеятельную постановку пьесы Сьюзен Гласпелл «Подавленные желания» – фрейдистской комедии нравов. Сама Рут и не думала подавлять желания, которые вскоре захлестнули ее: утопическое социальное желание стать частью нового общества внезапно обернулось личным любовным пробуждением[314].

Внося заметный и осмысленный вклад в жизнь колонии, Рут начала испытывать доселе незнакомые ей чувства. В первый же день работы Рут познакомилась в конторе с Сэмом Шипманом, который ввел ее в круг ее служебных обязанностей. Шипман был евреем и инженером, он закончил Корнеллский университет.

Я сразу очень заинтересовалась им – он выделялся среди остальных. Он был высокий, с хорошей фигурой, изящно выглядел даже в рубашке цвета хаки и заношенных вельветовых штанах. У него были задумчивые темные глаза за очками в роговой оправе, смуглая кожа и нежный, чувственный рот. Его молодость в сочетании с умудренным видом производили самое выигрышное впечатление[315].