Отчасти эта вспыхнувшая у Рут неприязнь к Эльзе объяснялась тем, что ей велели освободить для нее полкомнаты. Рут возражала, говорила, что скоро может вернуться Фрэнк, но никто ее не слушал. Эльза внесла свой багаж в комнату, сразу же завалилась на кровать и призналась, что приехала сюда не из любви к России, а потому, что ей все наскучило и она ищет приключений. Так Рут поняла, что ее новая компаньонка – отнюдь не занудная старая дева, которая будет изводить ее нравоучениями. Очень быстро соседки подружились, оценили ум и чувство юмора друг друга и принялись привычно разыгрывать супружескую пару: Эльза «изображала деспотичного любящего мужа, а [Рут] – преданную женушку. Порой это получалось так смешно, что нам хотелось одобрения публики»[337]
.Через несколько недель вернулась из своего летнего жилища Китти, и Рут с Эльзой пришлось перебраться на нижний этаж, где каждый шаг всех двухсот жильцов дома отдавался громовым шумом над головой. Комнатка была тесная, но они довольно уютно обставили ее. Помогал им в этом Уолтер Попп – эксцентричный и остроумный инженер, выходец из богатой семьи, с первого взгляда проявивший интерес к Эльзе[338]
.Шахтеры, жившие этажом выше, как будто нарочно шумели как ненормальные, а вставали они в четыре часа утра. Однажды поздно ночью они вздумали помыть пол – и устроили невообразимый грохот и в придачу залили комнату внизу. Рут вскочила на кровать и принялась колотить в потолок шваброй. Наступило короткое затишье, но потом сверху застучали в ответ, после чего яростное скобление возобновилось и с потолка снова закапало[339]
.Как и другие американки, приезжавшие в Советский Союз в последующие годы, Рут, по-видимому, находила, что страдания наделяют ее опыт большей подлинностью. Она писала матери, что «этот Пролетарский отель» – «не место для интеллигенток вроде [нее] и Эльзы», однако с явной гордостью рассказывала:
Я впервые хлебнула настоящей пионерской жизни, когда перебралась жить в Общинный дом: здесь приходится разводить костры, возиться с углем и дровами, постоянно мыть грязный пол. Теперь быт съедает гораздо больше времени, чем когда я жила на Паразит-горе[340]
.Рут замечала, что у Эльзы с Поппом развивается роман, но оказалась застигнута врасплох и даже обиделась, когда однажды утром Попп забежал в библиотеку и показал ей схему с планом: как им втихаря поменяться соседями по комнатам. Его сосед Тоби был явно неравнодушен к Рут, а Поппу очень хотелось побыть наедине с Эльзой. Меняться Рут, конечно, не собиралась, но порадовалась хотя бы тому, что Попп не подозревал о ее связи с Сэмом. Матери она писала: «Уверяю тебя, я вполне сочувствую любовникам». Поэтому она согласилась помочь чем может. На следующий вечер, когда к ним зашел Попп, Рут без лишних намеков отправилась в его комнату, где Тоби – возомнивший, будто ее приход означал согласие с тайным планом Поппа, – признался ей в любви[341]
. Рут сделалось неловко, но все-таки ей нравилось быть объектом восхищения, и несколько вечеров она провела в обществе молчаливого Тоби, который грустно поглядывал на нее из другого конца комнаты, пока она, сидя на кровати Поппа, читала или писала письма. Когда же Эльза узнала о романе Рут с Сэмом, они с Поппом начали брать с собой Ирвина, постоянного (и недогадливого) спутника Сэма, на свои частые прогулки и вылазки.Когда Рут стала больше времени проводить с Сэмом и мало-помалу прекратила сдерживать чувства, ей начал открываться новый мир:
Если бы только я не была такой невежественной в вопросах секса, когда выходила замуж! Ты же знаешь, какой холодной и чопорной я всегда была. Я думала, все, что пишут про «большие страсти», – просто сентиментальная чепуха. Но все оказалось правдой[342]
.Рут с Сэмом подолгу гуляли, читали друг другу вслух («Уайнсбург, Огайо» Шервуда Андерсона, «Двадцать шесть и одна» Максима Горького, «Красную лилию» Анатоля Франса), говорили о политике и любили друг друга.
В октябре Рут уже начала намекать Фрэнку, что, может быть, ему и не стоит возвращаться вместе с Джимми и матерью. «Наконец-то сбывается моя мечта – быть самостоятельной личностью, и мне это очень нравится», – сообщала она ему. Напоминая о том, что именно Фрэнк привез ее в «Кузбасс», она шутила: