Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Беннет сожгла все мосты, когда бросила свою работу в Сан-Франциско, даже не уведомив заранее руководство; ее начальник разослал предупреждения всем американским новостным агентствам, сообщая, что Беннет подалась в «советские пропагандистки». Но все равно она не собиралась задерживаться в Москве дольше чем на год. «Год – вот для меня предельный срок… только год», – повторяла она почти во всех ранних письмах к друзьям. Вместе с тем она пыталась убедить себя в том, что все трудности – невысокая цена за первоклассный материал, который ей достается: какая книга может из всего этого получиться! Рукопись ее незаконченного романа/мемуаров и письма к друзьям служат поразительным фоном (порой весьма контрастным) для публикаций в Moscow News. Но особенно примечательно то, что, в соответствии с идеей Стронг, Беннет все же удалось выгородить Moscow News особую нишу, где нашлось место для «повседневных впечатлений» от московской жизни начала 1930-х годов.

Поскольку свободных комнат в городе было не найти, Беннет поселилась у Стронг. Лишь спустя несколько недель Беннет разобралась в существе конфликтов, раздиравших редакцию; до этого она только сознавала, что Стронг бесит ее: «В жизни есть такие моменты, которые лучше вообще никогда не проживать… и один из них – это необходимость делить две комнаты с 46-летней девицей, безнадежно помешавшейся на Советской России»[393]. В рукописи своей неопубликованной книги Беннет так описывала Стронг (под именем Софии Аманды Бриттен):

Огромная женщина, женщина, заполонявшая собой любую сцену, на которую она выходила, как слон в цирке, как бык на арене. И на этой ее крупности была запечатлена живая, неувядающая розово-белая, голубоглазая американская пригожесть – и даже какая-то обманчивая мягкость. Стоило ей раскрыть рот, как это наваждение рассеивалось. По-мужски эгоцентричная, нечуткая, напористая – не женщина, а визгливый яростный циклон, который сметал все на своем пути одним только натиском собственной массы. Она была невероятно трудоспособна и, сама работая на полную мощь, привлекала к работе всех, до кого только могла дотянуться[394].

Хотя сама Стронг была несносна, квартира у нее была почти роскошная: две комнаты и ванная в бывшем особняке. Беннет по-настоящему поняла, насколько ей повезло устроиться у Стронг, когда ей пришлось потом искать другое жилье.

Конечно, Беннет в целом была сторонницей социализма и советской программы, иначе бы она ни за что не приехала в СССР. Однако понятно, что она была настроена более цинично и не собиралась посвящать всю жизнь борьбе за дело, которое оказалось вовсе не таким кристально чистым, каким изображала его Стронг. Беннет считала, что идеальное правительство – такое, «которое служит интересам наибольшего количества людей… как это мыслится при социализме», но при этом заявляла: «Лично я не собираюсь угробить свою жизнь на это дело»[395].

Уже через неделю после того, как Беннет приступила к работе, ее статью не пропустил цензор, которого она назвала «малыш Пятница из тайной полиции»[396]. Впрочем, ей удалось – и почти сразу же – опубликовать материалы, отмеченные узнаваемой печатью ее авторского стиля. Они вдохнули в Moscow News новую энергию: литературные зарисовки, подписанные инициалами «М. М.» (Милдред Митчелл – здесь-то и пригодилась фамилия по мужу, которой больше нигде Беннет не пользовалась) как будто спрыгивали с газетной страницы – до того живо они передавали ощущение повседневной московской жизни с ее картинками, запахами и звуками.

Одним из первых ее подписанных материалов стал цикл коротких историй, собранных под названием «Тротуарами Москвы». Там почти нет пояснений – просто мельком показаны женщины, со спокойным достоинством делающие свою работу. Героиня одного эпизода колет лед в составе уличной бригады:

На ее крепких ногах – черные короткие штаны… На плечах – ватник. От рабочих-мужчин ее можно было отличить только по оживленному лицу, расцветавшему, будто пион, из-под темного кокона шерстяного платка… Она пела мужчинам, работавшим рядом. Похоже, она и была бригадиром.