Читаем Американська єврейська проза. Століття оповідань полностью

Едіт скочила на ноги, й льодяник прослизнув її горлом, нерозсмоктаний.

«Як вас звали до того, як ви змінили ім’я?» — спитала вона. Цікаво, що поставила б декан у своєму альбомі під іменем Колискової Квітки, подумала Едіт. «У цьому житті?».

«Коли ego згасає, ми повертаємось до тієї стихії, що нас оточує», — сказав Колискова Квітка.

«Ваше ім’я? — повторила Едіт. — Ваше справжнє… ім’я?».

«Ха-ха-ха, — співучо вимовив Колискова Квітка. — Хто боїться? Ха-ха-ха! Хто боїться?». І він став розхитуватися взад-уперед на канапі, пильно вдивляючись в Едіт.

«Цей чоловік божевільний, — сказала Едіт до Мессі. — Ми не можемо нічого йому присуджувати».

Мессі змахнув рукою. «Формально — не знаю, — сказав він. — Справу зроблено, Едіт. Та це ж лише на рік».

«Але ж наші репутації… — безсило сказала Едіт. Вона побачила себе на цвинтарі, у жалобному вбранні. Побачила, як рве на собі одяг. Побачила містера Зінгера: «Я ж казав тобі… Капелюшки — ось твоє справжнє покликання».

Вона нахилилася й потягнула за один із великих ґудзиків на червоній сорочці Колискової Квітки, як офіцер, що позбавляє звання підлеглого: «Ми платили за індіанця».

«Едіт!» — сказав Мессі.

«Я завжди знав, що вона расистка», — зареготав Стен. Він повернувся до Колискової Квітки: «Гарний псевдонім! Ви нас обдурили. Ну, що поробиш!». Стен подивився на Мессі: «Освіжити вам напій?».

Колискова Квітка підвівся, припинивши свої співи. Він стояв по стійці «смирно», вп’явшись у якусь невидиму точку, немов у національний прапор, що був видний лише йому, але вимагав від нього непохитної відданості.

«Моє ім’я, — вигукнув він, — моє безсмертне ім’я…».

Всі в кімнаті замовкли й чекали, що скаже чоловік, який називає себе Колисковою Квіткою. Чекала навіть Едіт, немовби тут мала розкритися якась вічна таємниця.

«Моє єдине справжнє ім’я — Кревкьор[296]».

«Розбите серце! — вигукнула Тесс Нарокін із бурхливістю людини, що виграла джекпот. — Французькою це означає “розбите серце”!».

«Або “верба”, — сказав Колискова Квітка. — Або “видра”… “Острів Макіно[297]”… “Космічна голка[298]”… Або “вітер”. Або “дідусь”. Або “дух, що живе в усіх речах” або “Бібі Ребозо[299]”, “Джек Лорд[300]”».

«Ніколи не вгадаєш», — сказав Стен, допиваючи свій келих.

«І все ж таки це до біса гарний роман», — сказав Мессі.

«Або “подушка для сновидінь” — продовжував Колискова Квітка. — Або “скунсові ліки”. Або “сова”. “Киця”. На морі у яскраво-зеленому човні. Ми живемо в часи Сьомого вогню[301]. Нам не потрібні імена».

Едіт хотілося закричати, хотілося стрибнути в Сент-Джозеф. Стрілки. Вона скрізь бачила стрілки. Вони були у неї в руках, проштрикували серця, були на стінах, на підлозі. Як безглуздий жарт, вона уявляла собі стрілу, що простромлює її голову. Ось на що вона схожа, ось що вона тягала із собою стільки років: джерело її болю, її голос, багатство й банкрутство, смішне та благословенне.

«Яка дурість!» — сказала Едіт ні до кого конкретно, ляснувши себе по голові. Вона озирнулася навколо й побачила своїх ланцманів, своїх людей. І ледь не кинулася їх обіймати.

«Бреннерман», — вимовила Едіт ім’я, яке тепер було їй огидне.

«Або Бреннерман!» — підхопив, кивнувши, цей чоловік, і його очі вже не здавалися такими ясними.


Переклад Наталі Комарової

Аллегра Гудман

(нар. 1967)

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература