Американская трагедия

For after five months in which they had been able to walk and talk and call to each other from time to time from their cells and Nicholson had begun to advise him as to books to read - as well as one important point in connection with his own case - on appeal - or in the event of any second trial, i.e. - that the admission of Roberta's letters as evidence, as they stood, at least, be desperately fought on the ground that the emotional force of them was detrimental in the case of any jury anywhere, to a calm unbiased consideration of the material facts presented by them - and that instead of the letters being admitted as they stood they should be digested for the facts alone and that digest - and that only offered to the jury.	За эти пять месяцев они так привыкли гулять вместе, беседовать, иногда переговариваться, сидя в своих камерах, и Николсон советовал ему, какие книги читать, и дал одно очень ценное указание на случай пересмотра дела и вторичного суда, а именно: всеми способами протестовать против публичного оглашения писем Роберты на том основании, что сила их эмоционального воздействия на любой состав присяжных препятствует трезвой и беспристрастной оценке фактов, о которых в них идет речь, и добиваться, чтобы вместо оглашения их полностью были сделаны выборки по существу и только эти выборки представлены присяжным на рассмотрение.
"If your lawyers can get the Court of Appeals to agree to the soundness of that you will win your case sure."	- Если вашим адвокатам удастся убедить апелляционный суд в справедливости такого требования, можете считать свое дело выигранным.
And Clyde at once, after inducing a personal visit on the part of Jephson, laying this suggestion before him and hearing him say that it was sound and that he and Belknap would assuredly incorporate it in their appeal.	Клайд тотчас же потребовал свидания с Джефсоном и передал ему это соображение, которое Джефсон признал совершенно разумным и сказал, что они с Белнепом непременно используют его, составляя апелляционную жалобу.
Yet not so long after that the guard, after locking his door on returning from the courtyard whispered, with a nod in the direction of Nicholson's cell,	Но однажды тюремщик, запирая Клайда после возвращения с прогулки, мотнул головой в сторону камеры Николсона и шепнул:
"His next.	- Следующая очередь - его.
Did he tell you?	Он вам сказал?
Within three days."	Через три дня.
And at once Clyde shriveling - the news playing upon him as an icy and congealing breath.	Клайд содрогнулся - на него точно ледяным холодом дохнуло при этом известии.
For he had just come from the courtyard with him where they had walked and talked of another man who had just been brought in - a Hungarian of Utica who was convicted of burning his paramour - in a furnace - then confessing it - a huge, rough, dark, ignorant man with a face like a gargoyle.	Только что они гуляли вместе, разговаривая о новом заключенном, поступившем сегодня, -венгерце из Утики, который сжег в печи свою любовницу и сам потом во всем сознался. Это был огромный, тупой, невежественный детина с лицом химеры.
And Nicholson saying he was more animal than man, he was sure.	Николсон говорил, что в нем, безусловно, больше от животного, чем от человека.
Yet no word about himself.	Но о себе Николсон так и не сказал ни слова.
And in THREE DAYS!	Через три дня!
And he could walk and talk as though there was nothing to happen, although, according to the guard, he had been notified the night before.	А он так спокойно гулял и разговаривал, как будто ничего особенного не должно было произойти, хотя, по словам тюремщика, его предупредили еще накануне.