Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV

Когда 17 августа защита обвиняемого сообщила о том, что на следующий день тот будет свидетельствовать по собственному делу, новость эта вызвала в Атланте настоящий ажиотаж. Суд и без того проходил при большом стечении народа и посадочных мест не хватало — на улице перед началом заседания всегда оставалась толпа людей, для которых не нашлось мест в зале. Утром же 18 августа аншлаг перед зданием суда приключился воистину невиданный, мало того, что толпа стояла на улице, так и перед кабинетом судебного маршала выстроилась очередь из неких привилегированных дам, рассчитывавших на особое к себе отношение. Их оказалось более полусотни. Все ожидали волнительной сенсации и пребывали в необычайном напряжении. Наиболее и предприимчивые заключали всевозможные пари и делали ставки на предполагаемые варианты развития событий: признает ли Лео Франк свою вину? выразит ли раскаяние и попросит ли прощения у родственников убитой девочки? а может, сообщит некую информацию, изобличающую Конли или какого-то иного работника фабрики?

Людей можно было понять — обвиняемый, молчавший с конца апреля, решился на публичное объяснение и несомненно расставит все точки над «i»!

Публика перед зданием суда округа Фултон в Атланте ожидает открытия дверей для прохода в зал заседаний, дабы получить возможность лично следить за ходом процесса по обвинению Лео Франка в убийстве Мэри Фэйхан.

Сам обвиняемый перед судьбоносной речью выглядел, напротив, очень спокойным и демонстрировал прекрасное расположение духа. Он был доставлен в здание суда ранним утром, задолго до заседания, начинавшегося обычно в 9 часов. По традиции, заведенной с самого начала процесса, Лео позавтракал в обществе жены в отдельном помещении — это, согласитесь, довольно необычное исключение из правил, которым обвиняемый пользовался на протяжении всего процесса.

О том, что показания Лео Франка в собственную защиту будут проводиться по особой процедуре [без приведения к присяге и без последующего перекрёстного допроса] никто, кроме адвокатов, не знал. Когда ходатайство об этом было объявлено и удовлетворено, по залу прокатился нестройный гул — все были поражены тем, что Лео Франк не пожелал принести клятву в том, что будет говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды.

Это был первый момент из числа многих, несомненно, поразивших всех, видевших и слышавших Лео Франка в тот день. Обвиняемый занял свидетельское кресло во второй половине дня — в 14:14, если быть совсем точным — достал из кармана пачку исписанных листов бумаги и стал читать текст. Своё выступление он знал очень хорошо и иногда механически убирал бумаги, а затем доставал их опять.

Монолог его оказался очень длинным, известно, что некоторые из слышавших его говорили о 3-часовой речи, имеется сообщение о продолжительности 3 часа 20 минут, по-видимому можно спорить о минутах, но то, что Лео Франк говорил несколько часов, следует считать несомненным. Нам известно, что в 16:35 судья Роан объявил «короткий» перерыв, который продлился минут 7—10, после чего обвиняемый продолжил монолог, который закончился в 18 часов или чуть позже. Простейший подсчёт показывает, что речь Лео Франка длилась ~3,5 часа. И эта совершенно ненормальная продолжительность явилась второй удивительной во всех отношениях деталью утроенного обвиняемым шоу. Понятно, что ни один человек, даже очень заинтересованный, не сможет слушать монотонную речь с неослабевающим внимание 3,5 часа.

Тем более, что речь эта была совершенно бессодержательной. Фактически это была бухгалтерская лекция, детально излагавшая то, как Лео Франк 26 апреля готовил тот самый квартальный отчёт, ради работы над которым приехал на фабрику. Трудно отделаться от ощущения, что обвиняемый поставил своей целью опровергнуть бухгалтерскую экспертизу Хантера Джоэла, пришедшего к выводу, что для выполнения написанного Франков квартального отчёта потребны были 3–3,5 часа. Совершенно непонятно, почему Лео сосредоточился именно на этом аспекте обвинения, его заблуждение представляется очень странным, поскольку любому разумному человеку совершенно ясно, что солиситор Дорси основывал свои обвинения совсем на других аргументах и выводах.

Тем не менее, именно повторению и объяснению собственных вычислений, которыми он занимался в день убийства Мэри Фэйхан, подсудимый и уделил основной объём своей весьма продолжительной речи. Дабы читатель составил объективное представление о том, что представлял из себя монолог Лео Франка в собственную защиту, автор выбрал наобум фрагмент из середины стенограммы этого выступления, дабы привести его здесь. Ещё раз подчеркну — это не какой-то особый кусок, с тем же самым успехом можно было взять текст десятью абзацами выше или ниже — впечатление не изменится ничуть.