Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV

Интересно, конечно же, задуматься над тем, а почему вообще в «стейтменте» Конли от 29 мая возникла тема, связанная с передачей денег? Проницательный читатель без затруднений даст правильный ответ — потому, что при личном обыске Джима Конли и обыске его жилья никаких заметных денежных сумм полиция не нашла! Никаких «заначек», никаких сэкономленных рачительным хозяином рваных долларов — ничего такого, Конли и его любовница жили от зарплаты до зарплаты. Отсутствие заметных денежных сумм сильно подрывало версию соучастия Джима Конли в убийстве, совершенном Лео Франком. И если такую версию формулировать, то следовало как-то обосновать почему же у соучастника не оказалось денег, которые, как подсказывает здравый смысл и полицейская логика, должны были у него быть. Вот Конли в своём «стейтменте» и объяснил эту важную нестыковку, дескать, деньги и правда были… большая сумма… аж 200$… и он даже держал их в руках… да только Лео Франк, дав подержать пачку банкнот, сразу же забрал их обратно.

В этом месте у кого-то из читателей может возникнуть обоснованный вопрос: чего ради автор уделил столько места рассказам о том, как Джим Конли видоизменял свои показания? Как эти детали могут повлиять на оценку виновности или невиновности Лео Франка или Ньюта Ли?

Дело заключается в том, что для правильного понимания последующих событий изложенные выше детали крайне важны. В абсолютном большинстве книг, посвященных тайне убийства Мэри Фэйхан, нельзя найти всех этих подробностей, а неоднократное изменение Джимом Конли собственных показаний либо замалчивается, либо упоминается мимоходом, как нечто незначительное и маловажное для дела. Как мы увидим из дальнейшего хода событий, подобное суждение несправедливо, а кроме того, без знания описанных выше деталей невозможно будет понять важность некоторых аргументов и сюжетных поворотов.

Если бы автор ограничился лаконичным пересказом одного только «стейтмента» Джима Конли от 29 марта, то это не только обесценило бы в значительной степени весь очерк, но и сделало бы непонятным читателю ход некоторых авторских рассуждений и выводов.

После этого подзатянувшегося, но совершенно необходимого отступления, возвращаемся к хронологии событий.

В мае 1913 г. расследование отнюдь не ограничивалось работой пары детективов [имеются в виду Скотт и Блэк] в отношении Джима Конли. Одновременно велась работа и в других направлениях, никак не связанных с этим подозреваемым.

11 мая с полицейскими, всё ещё продолжавшими искать свидетелей любой подозрительной деятельности, связанной с карандашной фабрикой, связался слесарь Генри Смит (Henry Smith), работавший вместе с Барреттом в «металлической комнате». Барретт, напомним, являлся рабочим, обнаружившим на полу «металлической комнаты» затёртые следы больших пятен крови. Помимо этого он также нашёл несколько светло-каштановых волос на рукояти подачи суппорта своего станка и обрывок жёлтого конверта, наподобие тех, в которых рабочие получали зарплату.

Смит сообщил полицейским, что Барретт неоднократно — раз, эдак, 7–8 — высказывался в том смысле, что ему должны будут выплатить денежную премию за помощь расследованию. Он даже называл сумму, которую намеревался получить — 4300$. Совершенно непонятно, чем руководствовался Барретт, называя столь значительную премию — к середине мая премиальный фонд хотя и вырос по сравнению с первоначальными 2,2 тыс.$, тем не менее, оставался гораздо ниже указанной суммы.

Следует понимать, что показания Смита в действительности свидетельствуют прежде всего о его собственной жадности и завистливости, но никак не компрометируют Барретта. Даже если считать, что Смит был искренен и ни единым словом не приукрасил свой рассказ, желание Барретта получить деньги из премиального фонда никак не могут служить доказательством фальсификации им улик. Тем не менее, абсолютно голословный «наброс» Генри Смита не только стал широко известен, но впоследствии рассматривался как весомое свидетельство «недобросовестности» Барретта.

На следующий день — 12 мая — жена Лео Франка впервые посетила его в окружной тюрьме. Этот момент, конечно же, привлёк внимание «законников» к семейным отношениям арестанта. То, что благоверная супруга 2 недели игнорировала мужа, томившегося в заточении и явно страдавшего от недостатка общения, выглядело очень странно. Даже к закоренелым преступникам близкие родственники демонстрируют больше внимания и чуткости.

Солиситор Дорси, узнав о том, что Люсиль Селиг Франк направилась на свидание к мужу лишь 12 мая, дал поручение полиции собрать как можно больше информации об отношениях обвиняемого с женой и её родственниками [Лео Франк, напомним, проживал в доме жены вместе с её родителями и одной из старших сестёр]. Вскоре мы увидим, как это поручение было выполнено и какую информацию сумели заполучить детективы.