Американский орёл

Записи.

Что там Шон сказал в трудовом лагере?

«Всё. Им известно о вас всё, все ваши дела, абсолютно всё».

Кое-какие дела, думал Сэм, поднимаясь с Грёбке на второй этаж, без сомнения, принадлежали ему…

Тони.

Что там могло быть в деле Тони?

Его арест, разумеется, деятельность в незаконном профсоюзе на верфи, попытки всё исправить после смерти отца, и не только это, конечно же. Гестапо и ФБР были безжалостно кропотливыми. Сэм ни капли не сомневался, что они перерыли всё его личное дело, вплоть до старших классов школы, начальной школы, чёрт, даже до времён, когда он был бойскаутом. Три значка Тони за заслуги. Сэм помнил каждый, помнил, как дразнил Тони за то, что тот такой лентяй, до тех пор, пока Тони не запихал его в угольный шкаф, куда они пошли набрать угля для печи.

Первая помощь. Астрономия.

И третий, которым Тони гордился больше всех, ремесло, которым он продолжал наслаждаться ещё много лет и по которому до сих пор скучал. Чёрт, разве Тони не об этом говорил с ним во время последней встречи?

«Господи Боже, — подумал Сэм. — Господи Иисусе».

— Идём, — произнёс Грёбке. — Пора работать.

Он прошёл за гестаповцем в номер двенадцать.

Лакутюр сидел за круглым столом, сложив на него ноги, по его начищенным черным туфлям и белым носкам можно было бы сделать вывод, что он работал на звукозаписывающей студии MGM. Он просматривал какие-то газеты, а когда они вошли, поднял взгляд.

— Рад, что вы добрались, инспектор. Скажите, вам понравился отпуск? Надеюсь. Господи Боже, вы нас уделали. И, чёрт, гляньте на свою причёску. — Он бросил взгляд на бумаги.

Сэм подошёл к столу. Лакутюр поднял взгляд.

— Ты не слышал, что я сказал, парень?

— Слышал, и мне, строго говоря, плевать.

— С чего это?

— С того, что я здесь закончил. Я вам больше не мальчик на побегушках.

Лакутюр ухмыльнулся.

— Слишком дерзкие слова для паренька, который на несколько дней свалил в самоволку, и вернулся с обритой головой и синяками на лице. В неприятности попал, паренёк? Хм. Заехал туда, куда нельзя и тебя чутка подрехтовали?

— Не твоё дело, — резко бросил Сэм.

— Нынче всё — моё дело, Сэм. Ты удивишься тому, сколько мне известно. Где ты живёшь. Что в твоём доме живёт краснозадый бывший профессор колледжа. Чёрт, в твой дом прошлой ночью кто-то вломился. Какие-то легионеры Лонга, видать решили, что ты конченный долбоёб и задумали зайти в гости. Ты никаких легионеров в последнее время не злил? До сих пор считаешь, что ты не мальчик на побегушках, инспектор?

— Я знаю, зачем вы здесь, — сказал Сэм. — Ещё я знаю, зачем вы взяли меня работать с вами.

Улыбка Лакутюра не сдвинулась.

— Правда, знаешь? Так, поведай нам?

— Вы здесь из-за моего брата. Он сбежал из трудового лагеря «Ирокез». Вы ищете Тони.

Между агентами ФБР и гестапо произошёл быстрый обмен взглядами.

— С чего ты так решил? — спросил Лакутюр.

— С того, что вы закрыли нашего архивариуса, который узнал, что вы ищете записи о нём. С того, что ты сказал, что Тони с самого начала был в ваших руках. Это значит, что вы отслеживаете его путь с самого начала. Когда он получил значок лучшего стрелка, когда в школе возглавлял стрелковый клуб. Он отлично обращается с винтовкой, он всю жизнь был охотником, и я уверен, что вам известно, что он в Портсмуте, прямо накануне саммита.

Взгляд Лакутюра по-прежнему был сосредоточен на Сэме. Тот продолжил:

— И вот вы здесь. Агент ФБР и агент гестапо. Зачем тут гестапо? Чтобы защитить Гитлера, вот, зачем. И вы хотите, чтобы я следил за Тони.

Слова застряли в горле, но Сэм приложил усилие, чтобы произнести их вслух:

— Мой брат… завтра намерен убить Гитлера, так ведь?

Лакутюр взглянул на гестаповца, взглянул на Сэма, затем отложил бумаги и выпрямился на стуле.

— Очень хорошо, инспектор. Добро пожаловать. Отныне вы больше не мальчик на побегушках.

Глава сорок восьмая

Грёбке пробормотал что-то по-немецки, Лакутюр ему ответил, затем спросил по-английски:

— Так, ладно, где он?

— Я не знаю.

— Но, ты же с ним встречался.

— После побега дважды. Один раз в городском парке, другой — у себя дома.

— Он не сказал, чем занимается здесь?

— Конечно же, нет, — сказал Сэм. — Сказал лишь, что дожидается своего часа. Готовится после саммита куда-то уехать, когда шум поутихнет.

— И вы держали это в тайне от властей? — подал голос Грёбке. — Даже при таких серьёзных обвинениях?

Сэм попытался не обращать внимания на гестаповца.

— Он мой брат. Что ещё мне было делать?

— Этот ваш брат, — не унимался немец. — Он намерен убить самого важного человека, какого когда-либо порождала германская нация, и вы решили не помогать нам?

— Слышь, гений, — резко ответил Сэм. — Всего несколько минут назад я сам догадался, что Тони приехал убить Гитлера. Если бы вы дали мне знать, что здесь происходит, я бы вам, может, и помог. Но вы решили сохранить свои тайны. Почему же?

— Волокита, политика, — ответил фбровец. — Нам приказали приглядывать за тобой, держать рядом, но, полагаю, это не тайна. К слову о тайнах, почему сейчас ты решил его сдать? Почему не сохранил всё в тайне?