— Меня они совершенно не волнуют. — Морпех склонился и вновь припал к биноклю. — Меня волнуют… мамка, папка, да братишки младшие. Я родом с Оклахомы, сэр, пыльная буря сдула нас с фермы. Вырос в лагере бродяг в Калифорнии, неподалёку от Салинаса. Дыра жуткая. Обращались с нами не лучше, чем с собаками. За полсотни центов в день собирал персики и яблоки. Я самый старший, вот и пошёл в морпехи, каждый месяц отсылаю домой почти всё жалование. Раз встреча Гитлера с Лонгом означает, что мои мамка и папка получат работу на авиазаводе, то меня всё устраивает.
Сэм молча скрестил руки, морпех оторвался от бинокля.
— Звучит неплохо, да? Я знаю, что нацисты устроили в Европе, в Англии, в России… как они обращаются с евреями… но, знаете, что? Моя семья живёт не в Европе, мы не евреи и нам нужна работа. Всё просто.
— Возможно, не всё так просто, — сказал Сэм, глядя на прикрытое рукавом запястье, чувствуя на нём татуировку, представлявшую всю гниль Бёрдика и тайных лагерей.
Молодой морпех пожал плечами.
— Может быть, но я так мыслю: как только мы с парнями заметим вооружённого человека, который решит всё испортить, то сделаем его мертвее прошлогоднего календаря.
«Мой брат, — мрачно подумал Сэм, отходя от обзорной точки. — Мой брат».
Интерлюдия X
Впервые, спустя очень долгое время, он шёл в светлое время суток прямо по тротуару родного города. Спина готова была взорваться, как будто в любой момент его могли ударить, или выстрелить прямо в позвоночник. Одет он был в костюм и галстук. Такую одежду он не надевал уже много лет, отчего всё тело жутко чесалось.
Днём Портсмут выглядел довольно мило, только вокруг было слишком мало людей и слишком много копов, нацгвардейцев и людей в костюмах и шляпах, излучавших вокруг себя угрозу.
Из дверного проёма выступил нацгвардеец в форме, каске и с пистолетом на поясной кобуре, рядом с ним стоял мужчина в тёмно-коричневом костюме.
— Добрый день, сэр, обычная проверка, — произнёс гражданский. — Предъявите, пожалуйста, какое-нибудь удостоверение личности.
Он замер, медленно сунул руку во внутренний карман пиджака, достал кожаный бумажник, а сам при этом думал: «Ну, скоро поглядим, насколько хороши наши граждане».
Гражданский взял бумажник, заглянул в него, поднял взгляд и вернул бумажник.
— Прошу прощения за беспокойство, сэр. Можете идти.
Он улыбнулся в ответ, думая: «Да, наши люди весьма хороши, особенно, тот фотограф-газетчик», и продолжил свой путь к намеченному зданию, заметил пару копов и троих нацгвардейцев, и чёрт, один коп помахал ему рукой. Что делать? Блин, что делать-то?
Он помахал в ответ, вошёл в здание с таким видом, будто владел им, и через несколько минут оказался там, где хотел, там, куда должен был попасть. Пол был деревянным и одна доска, кажется, не была прибита. Он поддел доску перочинным ножом, увидел под ней нечто, завернутое в одеяло. Он развернул одеяло и обнаружил длинную картонную коробку.
«Свежие цветы» — гласила этикетка на коробке. Он разрезал бечёвку и бумагу, вытащил патроны, достал винтовку и зарядил её. Он взял радиоприёмник на батарейках, затем вернул доску на место. Он включил радио и, после того, как лампы прогрелись, включил звук и принялся слушать выпуск новостей, понимая, что, если всё пройдёт, как надо, его новость станет самой главной новостью дня, месяца, десятилетия.
Глава пятьдесят четвёртая
— В ФБР мне сказали оказывать вам содействие, — произнёс Морно. — Что вам нужно?
Сам начал было говорить, но осёкся. Всё встало на свои места. Лакутюр, Грёбке, да и все остальные держали ситуацию под контролем. Чтобы опознать Тони, Сэм им не нужен. Лакутюр этим утром всего-навсего избавился от него. Наблюдатели знали свою задачу, знали, что делать.
Задачей Сэма же было сделать так, чтобы эти двое славных парней из Джорджии не имели возможности снести Тони голову, дабы его смогли задержать, чтобы его брат стал тем ключом, который откроет ворота лагеря «Карпентер».
— Я здесь, чтобы наблюдать, вот и всё. Если дадите мне стул и бинокль, этого будет достаточно, — ответил Сэм.
Морно кивнул.
— Это мы можем.
Через несколько минут Сэм уже сидел на стуле, который, как будто позаимствовали из кабинета департамента общественных работ Нью-Хэмпшира парой этажей ниже. В руке он держал бинокль, который был помят с одной стороны. Один объектив оказался расфокусирован, поэтому приходилось щурить правый глаз. Самый отвратительный бинокль из тех, что имелись в наличии, но вполне подходящий для нужд Сэма.
Он вновь принялся осматривать военно-морской порт и гавань, внимательно разглядывая здания, людей, движение внизу. К флотским офицерам у причала присоединился духовой оркестр, а за веревочным ограждением установили кинокамеры. В небе барражировал самолёт, Р-40 армейских ВВС, похоже, разгонял другие самолёты. Сэм подумал, что в нужный момент, этот самолёт совершит некий церемониальный пролёт.