Американский орёл

Он ждал возле «Хохочущей чайки» — одного из множества баров, расположенных около гавани. В окнах было темно, деревянная вывеска покрыта трещинами и потускнела. Даже, несмотря на саммит, дела в этом баре и во всех окрестных, шли хорошо. Каждый раз, когда мимо проходили копы или ребята в хороших костюмах, он скрывался в тени. Он ждал, наблюдал, окружённый джазовыми мелодиями, запахом пива, сигарет и сигар. По мощёной мостовой ковыляли матросы в белом, и когда пение и смех стихли, на углу улицы появился человек. Он смотрел, как этот человек достал зажигалку, трижды попытался прикурить, но зажигалка не работала.

Он перешёл улицу, протянул ему коробок спичек. Человек взглянул на него и произнёс:

— Спасибо, браток, — говор у него был британский.

— Не за что, — ответил он. — Это «Лаки Страйк»?

— Не, «Кэмел».

— Ясно.

Мужчина прикурил сигарету, вернул спички, глубок затянулся, и бросил тлеющий окурок на землю.

— Идём, пообщаемся наедине.

Он последовал за мужчиной, который свернул в переулок, откуда несло помоями и мочой.

— Времени мало, поэтому, к делу, — сказал англичанин. — Всё случится завтра.

— Я догадался, — сказал он. Слова были тяжёлыми, словно камень.

— Это хорошо, — ответил мужчина. — Но завтра кое-что меняется.

Вся улица, казалось, завалилась набок, отчего у него появилось чувство, что он и сам сейчас упадёт.

— Что именно меняется?

— Цель меняется.

— Да ну нахуй.

— Всё так, браток, я просто курьер, понятно? Я знаю лишь то, что всё должно быть сделано, и мне приказано выяснить, сделаешь ли ты всё, что нужно? Ведь, ты именно на это подписался, правда?

Он крепко сжал кулаки, какое-то время поразмыслил и произнёс:

— Ага. Именно на это я и подписался. Ты прав. Так, что меняется?

— Мы прогуляемся. Кое с кем встретимся. Там тебе расскажут, хорошо? — сказал англичанин.

Он вновь задумался над тем, к чему он готовился, через что сумел пройти, и всё это для того, чтобы узнать, что всё меняется.

— Ладно, — произнёс он. — Пока исполнителем остаюсь я, это не пустая трата времени.

Англичанин хмыкнул.

— О, это будет что угодно, но не пустая трата времени. Я тоже кое-чем займусь… больше ничего пока сказать не могу. Ещё одно… твой брат.

— А что с ним?

— Тебе про него всё расскажут, чисто, чтобы ты не удивлялся.

— Спасибо, что держите в тонусе — сказал он, а сам подумал: «Сэм, бедный Сэм, ввязался в то, о чём не имеет никакого представления».

— Давай, надо идти, — сказал англичанин. — Слушай, можно ещё раз попросить у тебя спички?

— Конечно, — сказал он и передал коробок.

Мужчина зажёг спичку, дал ей немного прогореть и выбросил во тьму.

— Что… — И тут до него дошло. — Сигнал?

— Да, именно.

— А если бы ты не зажёг спичку?

— Это означало бы, что ты не согласен со сменой цели, — извиняющимся тоном произнёс англичанин. — Ещё это означало бы, что некий неприятный джентльмен, наблюдающий за нами с той стороны улицы, не дал бы тебе уйти живым.

— Ясно. Приятно видеть, что всё серьёзно. Ладно. Идём.

Англичанин шагнул вперёд, слегка припадая на одну ногу.

Глава пятьдесят вторая

В участке Сэм подошёл к своему столу, проверил часы, спустился в подвал, где на армейских койках под колючими шерстяными одеялами ночевали копы и нацгвардейцы. Он занял свободную койку и отправился на поиски ужина. Вечером подавали яблочный сок и спагетти с тёплым томатным соусом, на выдаче стояли женщины из вспомогательного отделения Американского легиона. Сэм ел из металлической тарелки, односложно мычал что-то всем, кто к нему обращался, затем вернулся в койку. В носу стоял запах бензина и машинного масла.

Горел свет, несколько офицеров и нацгвардейцев потягивали пиво из бутылок, обёрнутых в бумажные пакеты, в то время как другие курили и негромко переговаривались. В углу тихо бубнило радио, из клуба «Манхэттен» доносилась танцевальная мелодия. Сэм растянулся на койке и укрылся одеялом. Он уставился в цементный потолок и постарался ни о чём не думать, прислушиваясь к разговорам и вдыхая табачный дым. В 11 вечера, наконец, погасили свет, выключили радио, и Сэм оказался в тишине и во тьме.

* * *

Его разбудил кашель соседа. Сэм повернулся на бок. В тусклом свете выделялись бесформенные спящие фигуры. Теперь, проснувшись, он расслышал храп, тяжёлое дыхание, кашель, издаваемые остальными.

Он подумал о Петре Вовенштейне. Забудь о нём. Именно так и нужно было поступить несколько дней назад. Обо всём, нахрен, забыть. Закрыть дело и двигаться дальше. Думать вместо этого о стрелке Тони, целящемся из винтовки в Гитлера. Тони — это ключ к освобождению жены и сына.

Но, где же он? Город, военно-морская верфь — всё очень и очень плотно перекрыто. Каждое здание хоть кто-нибудь, да охранял, за всеми зданиями хоть кто-нибудь, да наблюдал.

За всеми зданиями.

Сэм сел на койке, скинул с себя одеяло.

Но, что отделяло Портсмут от военно-морской верфи?

Река и гавань.

В голове всплыло воспоминание о том, как Тони — без разрешения родителей, разумеется — отправлялся в гавань и весь день рыбачил с одолженной или украденной лодки.