Американский орёл

— Я говорил с доктором Сондерсом. Он сказал, что никогда не писал окончательный отчёт, и после моего визита, а затем Лакутюра и Грёбке, ни с кем не разговаривал. Так, как ты узнал, что Петру свернули шею?

— Что?

Сэм шагнул ближе, ствол револьвера находился в считанных сантиметрах от груди босса, понимая, что он ступает на тропу, с которой у него не будет никакой возможности сойти.

— В Бёрдике ты сказал мне бросить дело, что это очередной беженец, которому свернули шею и выбросили из поезда. Но я никогда не говорил тебе, что ему свернули шею. Доктор Сондерс тоже не говорил тебе, что ему свернули шею. Ни в одном из моих отчётов шея не упомянута. Тебе никто, блядь, не говорил про его свёрнутую шею. Так, откуда ты узнал?

Вот, теперь он увидел реакцию на лице Хэнсона. Складывалось впечатление, что с момента выхода из машины, он постарел лет на десять.

Сэм опустился на колено, свободной рукой поднял камень, и бросил его Хэнсону в голову. Маршал пригнулся и вскинул левую руку, закрываясь от летящего камня. Сэм поднялся, тяжело дыша.

— И ещё. Убийца был левшой. Как и ты. Итак. Как и зачем был убит курьер?

Воздух был холодным и тяжёлым. Хэнсон нервно прочистил горло.

— Это вышло случайно.

— Как это убийство могло выйти случайно?

Хэнсон сплюнул на землю.

— Вот, так и было, мать твою! Этот сукин сын не хотел отдавать!

— Что отдавать?

— То, что этот тощий козёл вёз. — Хэнсон разозлился. — Мне приказали сесть на поезд, найти его, и забрать все документы, что у него с собой будут. Что бы у него ни было, это было жизненно важно. Но у него ничего с собой не было. Я оттащил его в багажный вагон, обработал его, поискал чемодан, бумажник, что угодно, но он не хотел ничего отдавать. А потом поезд начал замедляться. Я решил, что кто-то заметил, как я тащил этого козла в багажное отделение. Я его схватил, сказал отдать, но, бля, он оказался такой тощий. Шея, блин, просто хрустнула у меня в руках. Я не собирался его убивать.

— Что ты сделал после того, как выбросил его?

— Спрыгнул через несколько метров, недалеко от парковки «Рыбацкой хижины». И всё.

— Там, где тебя заметил мой свидетель, Лу Пердье. Хорошо одетый мужик стоит под дождём. Лу Пердье убили в Довере. Ещё один конец в воду.

— Об этом я ничего не знаю, — сказал Хэнсон.

— Это ты так говоришь. Кто приказал тебе поехать в Бостон и забрать документы?

— Какая разница? Кто-то из отделения Партии в Вашингтоне.

— Партия, Партия… какая фракция? «Нацики» или «штатники»? Кому понадобились эти бумаги?

— Существуют фракции, существуют различия, но в этом деле всё это не в счёт, — сказал Хэнсон. — Партия отдала мне приказ, я его выполнил. Вот так всё и было.

— Так ты и поступил? — Голос Сэма дрожал от ярости. — Швырнул мне это дело, с самого начала зная, что случилось?

— А что ещё мне было делать? — выкрикнул Хэнсон в ответ. — Я тебя, мудака упёртого, защитить пытался. Ты всё равно через пару дней сдался бы, отправил дело в архив, и всё было бы в порядке. Но, нет — ты решил показать своё благородство и правоту.

— Конечно, — сказал Сэм. — Если б я был хреновым копом, всё было бы в порядке. Но, знаешь, что, Гарольд? Я не был хреновым копом. Я был хорошим копом. А за последние дни я стал хреновым человеком, стал хреновым мужем, но скоро всё изменится. — Он развернул бумаги и протянул их. — Вот. Держи, шлюха партийная. Вот, что ты искал. Стоило оно того, чтобы убить невинного беглеца? Врать мне и всем остальным в департаменте? Скрывать всё, что связано с этим делом?

Взгляд Хэнсона застыл над стопкой бумаг. У Сэма появилось странное чувство, что он знал, на что сейчас смотрел, и это знание откроется в течение ближайших нескольких секунд.

— Как… Где ты их взял?

— С трупа этого бедолаги, вот, где. Ты плохо искал, Гарольд. Беженцы специалисты по сокрытию разных вещей. Эти бумаги были распечатаны с микроплёнки, которую он прятал у себя в заднице.

— Как долго они у тебя?

— Недостаточно долго, поэтому мне и разнесли весь дом. Легионеры вломились не просто так, они искали их. Хочешь знать, что это?

— Что ты за них хочешь? — спросил Хэнсон.

— Это потом. Сейчас важны только бумаги. Это расчёты, схемы, чертежи создания бомбы. Супербомбы, которая расщепляет атом. Атомной бомбы. И нам с тобой предстоит решить, куда эти бумаги пойдут дальше.

— Поверить не могу, — едва слышным шёпотом произнёс Хэнсон.

— Мне сказали, что подобная бомба, совсем небольшая, способна уничтожить порт. Небольшой город. Танковую дивизию. И эти чертежи, схемы привезли с собой в американские исследовательские институты еврейские беженцы, смышлёные ребята из Европы, профессора и учёные, полуголодные и избитые, но всё ещё живые. Уверен, это не всё. Предстоит ещё много работы. Но у них есть наброски, расчёты. И, раз они привезли их с собой, кому они их отдадут? Лонгу и его бандитам? Русским? «Красные» — единственные, кто всё ещё бьётся с нацистами, которые методично уничтожают их семьи и дома. Они связались с людьми на воле, с людьми, вроде моей жены, которые могли перевезти беглеца и чертежи к русским.

— Пожалуйста, Сэм, отдай бумаги.

— С чего бы?