Моему ответу помешал сильный приступ кашля. Во время допроса я сидела на пне, завернутая в одно из термических зеркальных покрывал, и, вероятно, надышалась дымом. К нам присоединилась еще одна женщина из патрульных. Мне показалось, я узнала ее — но откуда? Не она ли приезжала к нам в дом прошлым вечером? События путались в моей голове.
— Офицер Кейн, — сказал первый коп, — давайте окажем ей должную помощь. Я заметил у пострадавшей ожоги второй степени и проблемы с дыханием.
Они помогли мне встать на ноги. Потом, помню, как я лежала на носилках с кислородной маской, и меня перенесли в багажник «Скорой». Я видела в небе вертолет и осознавала, как его лопасти прорезали воздух. Рядом с ним расплывался огромный столб сине-черного дыма.
Бедняжки Мэдисон и Хантер… Что я скажу их родным? «Простите, моя семья немного облажалась…»
Двери машины «Скорой помощи» закрылись. Началась мучительная поездка к асфальтированной дороге, я морщилась на каждом ухабе.
— Вам плохо? — спросил меня парамедик. — Дать вам что-нибудь болеутоляющее?
Я с благодарностью кивнула.
— Куда мы едем? — спросила я чуть позже.
— В Медицинский центр Адирондака. В Саранак-Лейк.
«По крайней мере, — подумала я, — там же лежит мой сын».
Глава 63
День подходил к концу, скоро девять вечера. В палате стояла тишина. Только монитор отслеживал удары моего сердца, да из коридора доносились приглушенные людские голоса.
Но затишье быстро закончилось.
В палату вошли два детектива, сообщив, что они из Бюро уголовных расследований. Они задавали мне те же вопросы, что и патрульные на месте преступления.
Я спросила их о Поле. Они заверили меня, что его ищут, развернули полномасштабный поиск. Он считается преступником, скрывающимся от правосудия. Но у меня также сложилось впечатление, что мой муж для них — лишь часть загадочной картины.
— Мы пытаемся воссоздать события, — добавил один из детективов, детектив Паркер; его бровь над глазом прореза́л старый шрам. Другой детектив дежурил около двери в позе морпеха на плацу.
— У нас накопилось много сведений, — заметил Паркер, — но возникли трудности в их увязке друг с другом.
Я поняла его. Огонь уничтожил все твердые доказательства того, что Пол убил Мэдисон и Хантера. И то, что он стрелял в Старчика, пока некому подтвердить. Как и тот факт, что он запер нас в юрте, пытаясь сжечь заживо. Есть только мое слово. И Джони. И Майкла. Надеюсь, все мы рассказывали одинаковые истории.
Детективы сообщили мне, что Майкл и Джони лежат в этой же больнице. Майклу потребовалась серьезная помощь — у него сломана рука, а также обнаружились несколько незначительных порезов, синяков и отравление дымом. Джони досталось меньше, и скоро ее выпишут. Но полицейские попросили, чтобы мы не общались, пока их не допросят. Кто-то из полиции штата даже стоял в коридоре у моей двери в качестве охранника.
Мои раны, очевидно, были более серьезны, чем у Джони. По крайней мере, доктор, обследовавший меня полчаса назад, как сообщили мне детективы, еще должен кое-что проверить. Меня также спросили, не попадала ли я в другие несчастные случаи до пожара, потому что доктор подозревал недавнее сотрясение мозга. Я призналась, что сбила оленя.
Детективы тоже спрашивали меня об этом. Им захотелось узнать, почему я ездила на арендованной машине. Вновь рассказывая им про оленя, я почувствовала, что моя позиция уже не так тверда. Очередной ненадежный или, по крайней мере, сомнительный свидетель.
— А как себя чувствует Лора Бишоп? — спросила я.
Они обменялись взглядами.
— С ней мы тоже разговаривали, — ответил Паркер.
Я с тревогой подумала, что больше мне ничего не скажут, но, помедлив немного, он добавил:
— Миссис Бишоп поведала нам интересную историю.
— По ее словам, она невиновна, — громко произнес от двери детектив Рейнольдс.
— Но она же признала себя виновной.
— Она сказала, что признала себя виновной, только чтобы уберечь сына, — выгнув расщепленную бровь, парировал Паркер. — Ей не хотелось оспаривать его заявление в полиции, а потом бороться в суде, подвергая семью затяжному судебному процессу.
«Вот дерьмо», — подумала я.
— Мне казалось, она не из тех, кто дорожит своей семьей, — в итоге заметила я.
— Да, я согласен, — подхватил Паркер. — По-моему, она знала, к чему идет дело. Возможно, надеялась убедить присяжных в наличии альтернативного подозреваемого, но не осталось никаких доказательств. А у прокурора имелись свидетели того, что она могла изменять мужу. Плюс показания парнишки. Если бы она пошла в суд, то там пришлось бы рассматривать его показания против ее. И кому бы поверили присяжные? Милому восьмилетнему мальчику или его неверной матери, которая устраивала шикарные тусовки?
— Притом с тем еще норовом, — добавил Рейнольдс.