Затем обернулся в сторону церкви, перекрестился, увидел вышедшего закрыть ворота дьякона и, крикнув: « Бей в колокола! Пожар!», побежал к дому, охваченному огнём. Когда отец Владимир прибежал, то внутри дома вовсю полыхал пожар. Недолго думая, протоиерей облился водой из кадки, стоящей во дворе, накрыл голову полами рясы и ворвался в дом. В глаза бросилось распростертое женское тело на полу, детская голова с опалёнными волосами, а рядом – другой ребёнок в той же кроватке. Дети были без чувств. Схватив обоих в охапку, выскочил во двор и… его тут же окатили холодной водой, потушив горящую рясу. Он передал Серёжу и Дашу женщинам, прибежавшим под тревожный звон церковных колоколов. Хотел снова войти в дом, но на его руках повисли несколько человек, и вовремя – рухнула крыша.
– О, Господи! – воскликнул поп. – Прости нас за прегрешения наши… Дети живы хоть?!
– Живы, батюшка, живы! Только надышались дыма чуток. Но ничего, сейчас мы их молочком отпоим…
Серёжу к себе забрала соседка Марьи Глаша. Мальчик быстро очухался и стал плакать, приговаривая:
– Мама Маня, мама Маня, Никодимка! Никодимка-аа!
– Сереженька, не плачь, сердешный! На вот, попей молочка! Мама Маня уехала. А Никодимку позовём!
Глаша вместе с Феклой, как могли, успокаивали мальчика. Но он лишь к утру смог уснуть. Во сне вскрикивал, бредил, все звал Никодима.
За эти три года не было случая, чтобы Никодим не приезжал раз в две недели проведать Серёжу. Иной раз он оставался по нескольку дней. Он очень сдружился с мальчиком. Постепенно дружба и привязанность к Никодиму крепла и у Серёжи. С нетерпением ждал приезда «Никодимки» каждое воскресное утро.
Трагическую весть о пожаре лесной кондуктор узнал от тунгуса Онганчи и тут же засобирался в посёлок. Гнал постаревшую Грозу нещадно. В конце концов пришлось ее оставить у Дементьева – настолько лошадь обессилила. Взяв у Ивана свежего коня, погнал дальше. Верный Чингиз бежал рядом, лишь изредка останавливаясь возле ручейков или луж, чтобы хлебнуть несколько глотков воды. Он чувствовал: случилось что-то тревожное для хозяина, но понять пока не мог.
На месте красивого дома с резными наличниками стоял лишь остов русской печи, да головешки. Никодим остановился напротив, одной рукой придерживая коня, а второй почесывая, по обыкновению, затылок. Всюду запах гари, перебивающий все мысли и мешающий сосредоточиться. Тут и там разбросаны вещи, растасканы обгорелые бревна. Пережить пожар – все равно, что начать жизнь с начала, и то, если остался жив. Говорят, что пожар хуже вора – вор хоть стены оставит, а огонь не пощадит ничего. Казалось бы, всего неделю назад ты пил чай с хозяйкой этого дома, а теперь стоишь на улице, в потрясении взирая на остатки того, что нажито непосильным трудом. Невозможно представить, что милой Маши нет, что она в мучениях, страданиях погибла в огне пожарища. Никодим с силой сжал в кулаках уздечку, пытаясь преодолеть душевную боль.
В это время к нему выбежала из соседнего двора глашина дочка и позвала:
– Дядя Никодим! Дядя Никодим! Идемте к нам! Сережа у нас. Все вас зовет… Здравствуйте!
– Здравствуй Фекла! Как он? Плачет?!
– Да, дядя Никодим. Тетю Машу зовет и вас…
Сережа, как только увидел вошедшего Никодима, подбежал, обнял и больше не отпускал до самого отъезда. А то, что его надо забирать с собой, мужчина решил сразу – негоже оставлять у чужих людей.
– А что с Дашей? – спросил Никодим Глафиру.
– Есть небольшой ожог на плече, да половина волос обгорела. Но ничего! Вырастут… Ее забрал к себе в семью Евсей Петрович, слава господи! Мол, и мать, и отец работали на него, настала пора им оплатить, воспитав сироту. А от Сережки отказался, не стал брать… Сказал, что ему не нужен чужой байстрюк, достаточно одной Даши.
– Никодимка, я байстрюк? – спросил мальчик, сидящий на коленях мужчины.
Никодим приобнял Сережу, погладил по голове и сказал:
– Нет, ты – Сережа, Сергей, Сергей Петров сын. Отца твоего звали Петром. Запомни. И ты не останешься один. Не нужны нам никакие купцы. Поедешь со мной в тайгу.
У мальчика загорелись глаза. Он повернул голову, по-взрослому посмотрев в глаза Никодима, спросил:
– Правда?! Ты правда заберешь меня с собой?
– Конечно, сынок. Там есть у нас лошадь Гроза, Чингиз на улице дожидается. Будем жить вместе, не пропадем!
– Не пропадем! – воскликнул Сережа.
Перед отъездом Никодим, взяв Сережу за ручку, пошел в дом отца Владимира, поблагодарить и попрощаться. Протоиерей после пожара расхворался и лежал в постели, не вставая. Доктор, прибывший из Благовещенска, сказал, что отравился дымом. Этого знали и без него, а лучше бы помог. Но нет, сказал: «кушайте побольше фруктов, ягод и молитесь Богу», и был таков.
– Слабость вот в ногах, да сердце колет, – жаловался Никодиму отец Владимир. – Иногда тошнит… Уж третий день так лежу. Но ничего, Бог милостив, не оставит раба своего… Главное, дети живы. Спасены божьею рукой…
– Не хворайте, отец Владимир! А мы с Сереженькой будем молиться за вас! Вот кедровых орешков из тайги привез. Кушайте! Они силы дают…
– Благодарствую! Бог милостив!