Ана Ананас и её криминальное прошлое

Но вот, уже под самый конец, когда пришло время отправляться за новыми баристами, наш дерзкий пухль, взял, да и смылся. Только и слышно было, как за Барсуком хлопнула дверь. Королёк так и застыл с пирожком в руке. А один из пленников-барист поглядел в сторону двери и завыл. Не могу сказать, что картина была из весёлых и жизнеутверждающих.

В результате, охота на барист была отменена во второй раз подряд. Взбесившийся Королёк объяснял это тем, что без Барсука я не могла бы контролировать действия Олли

(Нож-для-Огурцов, как вы помните, легко приходил в ярость, работая на грани дозволенного), а Ходжа оставался без пары. Что же касается Бюдде, то он был слишком заметен. За последние несколько месяцев господин Фегельман вытянулся и ростом напоминал если не каланчу собора Михеля, то достаточно рослого взрослого. Это привлекало лишнее внимание. Рисковать Корольку не хотелось. Короче, мы получили выходной, а говоря по-корольковому – дырку в расписании. Этой дыркой Королёк был ужас как недоволен. Его правая рука – Олли – тоже был дьявольски сердит. Наделённый особыми полномочиями сын Бармалея Олли Нождля-Огурцов считал, что в нашей странной компании всё держится на суровейшей дисциплине. Теперь, когда дисциплина рухнула, степень сердитости Одди можно было замерять какими-нибудь зетта-геттатерра амперами.

А знаете что самое интересное? Перед тем, как свалить из подвала Барсук смотрел на меня. Так, будто просил разрешения. Будто я здесь командую, а не Олли и не Королёк! Совершенно точно вам говорю. После ночевки у Барсуков, я уже не могла толковать его взгляды неправильно.

Чтобы успокоить шалящие нервы, мы отправились пить газированный чай в Кавабунгу. Я соскучилась по папе и поэтому не возражала.

Господин Веттер-перемен, как ни в чём не бывало, налил всем пузырчатую жидкость разных цветов. Он даже не стал смотреть, как хорошо мы ей булькаем. Он даже не поинтересовался, откуда у меня карманные деньги. Говоря точнее, он даже не вникал, что у меня их не было. Ему было пофиг, что Ходжа платил за меня, вот и всё.

После оплаты моего чая, речевой аппарат Ходжи не затыкался. Его и так знали как самое большое трепло на Репербане, но теперь всяк недоумевал – с цепи сорвался наш Ходжа и всё это в связи моей ночёвки у Барсука. Упиваясь газированным чаем, с пузырчатой пеной у рта, он указывал мне на обязательность нашего очередного свидания. Щёлкал доказательствами, как при решении уравнений. Дескать, если я так запросто отправляюсь в гости с ночёвкой к Барсуку, то почему бы теперь к нему в гости с ночёвкой не сходить! Но он не знал, что я была согласна гулять лишь до десяти вечера. Потом всё. К этому времени наш договор с Дульсинеей Тобольской истекал. После этого я была готова стать примерной девочкой «за пределами Репербана».

Мне ужасно хотелось, чтобы отец, мрачно стоящий у стойки, расслышал всё как следует. Раз уж он не реагировал на гости в ночёвкой, то интересно, как он запел бы, на словах «свидание с Ходжей». Но папа опять заспал информацию. Причём, на этот раз, стоя. Свистел себе про ветер перемен с удвоенной силой. И звенел посудой громче обычного.

Такое игнорирование меня просто взбесило. Больно нужно мне было это свидание с намёком на самостоятельность, если папа мой никак на это не реагирует!

До свидания оставалось два часа. За это время Ходжа планировал переодеться в чистое и раздобыть карманные деньги. А я тосковала у причала в одиночестве. Стояла на кнехте и поплёвывала в воду как бывалый моряк, пользуясь тем, что во рту у меня ещё оставалась дырка для последнего зуба.

– Ты что стоишь здесь совсем одна, Ана Ананас? – удивился трансгендерный нидерландец Миша Аугенбах, таща за собой лестницу для помыва витрины. В глазах у голландца светился встроеный огонёк. Будто у робота. Такие огоньки себе встраивают люди, посещающие дискотеки. Говорят, это остаётся на всю жизнь и, в конечном счёте, страшно задалбывает.

– Я не стою. Я жду. А сама чего не знаю, – сказала я взрослым голосом.

– Папа про тебя спрашивает. И волнуется. По своему, разумеется, волнуется, но всё таки сильно…

По своему, да?! После этих слов я решила, что лучше буду стоять этом месте всегда, чем помирюсь с папой.

19

На свидание Ходжа опоздал примерно на полчаса. Я уже начала подпсиховывать. Насколько точно он опоздал, сказать не могла, потому что половину портовых часов закрывала чаячья задница. Наконец кавалер появился.

Стараясь быть неотразимым, Ходжа Озбей зачем-товыбрал на свидание одежду в цвет щей из варёной свёклы. Видок у него был натруженным будто у окоченевшего водолаза, – дышал парень тяжело, все у него было красным, даже носки! В руках Ходжи трепетал букетик искуственных алых роз, которые продают в магазине, где все за евро. Ято знала, что это были за цветы! Они скрипели как пенопласт и разваливались прямо на глазах. Такие букеты были самым ходовым товаром в магазине «за евро». Стоили даже не евро, а полтора. Наверное, из-за этой нестыковочки я эти цветы и запомнила.