Анархизм

Какъ у Бергсона наряду съ поверхностнымъ, вншнимъ рассудочнымъ «я», выработавшимъ языкъ и научные методы для удовлетворенія своихъ, практическихъ нуждъ, живетъ глубокое, внутреннее, жизненное «я», раскрывающее свое самосознаніе черезъ интуицію, такъ въ соціальной философіи синдикализма живетъ тоже противоположеніе примнительно къ соціальной сред.

Въ экономик это — противоположеніе между обмномъ, преходящей формой, обслуживающей вншнія потребности хозяйственнаго общества, и производственнымъ процессомъ — глубокимъ внутреннимъ механизмомъ, неотдлимымъ отъ самаго существованія общества[14].

Въ политическомъ план синдикализмъ выдвигаетъ противоположеніе между легальнымъ реформизмомъ — получимъ, исповдующимъ культъ малыхъ длъ, и революціоннымъ реформизмомъ — въ своихъ завоеваніяхъ утверждающимъ свою подлинную сущность, свое «право».

Синдикализмъ открылъ новую эру въ развитіи пролетарскаго самосознанія.

Первоначально стихійный, непосредственно выросшій изъ жизни, синдикализмъ въ наши дни становится сознательнымъ классовымъ протестомъ противъ раціонализма — противъ слпой вры въ непогршимость теоретическаго разума, все устрояющаго силой своихъ отвлеченныхъ спекуляцій.

Синдикализмъ утверждаетъ автономію личности, утверждаетъ волю творческаго и потому революціоннаго класса.

Въ синдикалист живутъ рядомъ: «страстный индивидуализмъ», ревниво оберегающій свою свободу, и напряженное чувство «пролетарскаго права». Синдикалистъ уже не исполнитель только чужихъ мнній, но непримиримо и героически настроенный борецъ, своимъ освобожденіемъ несущій свободу и другимъ.

И споръ между рдющими защитниками раціонализма и его врагами — думается мн — уже не есть только столкновеніе двухъ противоборствующихъ духовныхъ теченій, не есть контраверзы философскихъ школъ, турниръ политическихъ мнній, но борьба двухъ разныхъ типовъ человческаго духа.

Но въ «традиціонномъ анархизм» — вопреки основнымъ настроеніямъ его — упорно говорятъ еще старыя раціоналистическія ноты.

Правда, и обще-философская (смшеніе матеріализма съ позитивизмомъ) и историко-философская физіономіи Бакунина страдаютъ крайней невыясненностью. Въ той творческой лихорадк, какой была вся жизнь Бакунина, ему было некогда продумать до конца философскія основанія своихъ утвержденій, любой аргументъ въ защиту его «дла» казался ему пригоднымъ.

И потому у Бакунина мы найдемъ столько-же раціоналистическихъ положеній, сколько и разрушительныхъ возраженій противъ нихъ. Бакунинъ оказывается одновременно близкимъ и Конту и Бергсону.

Бакунинъ посвящаетъ краснорчивую страницу автоматизму «закоченвшихъ» идей, страницу, какъ будто, предвосхищающую тонкую аргументацію Бергсона: «Каждое новое поколніе находитъ въ своей колыбели цлый міръ идей, представленій и чувствъ, который оно получаетъ, какъ наслдіе отъ прошлыхъ вковъ. Этотъ міръ не представляется передъ новорожденнымъ въ своей идеальной форм, какъ система представленій и понятій, какъ законъ, какъ ученіе; ребенку, неспособному ни воспринять, ни постичь его въ такой форм этотъ міръ говоритъ на язык фактовъ, воплощенныхъ и осуществленныхъ, какъ въ людяхъ, такъ и во всемъ, что его окружаетъ, во всемъ, что онъ видитъ и слышитъ съ перваго дня своей жизни. Эти человческія понятія и представленія были вначал только продуктомъ дйствительныхъ фактовъ изъ жизни природы и общества, въ томъ смысл, что они были рефлексами или отраженіями въ мозгу человка и воспроизведеніемъ, такъ сказать, идеальнымъ и боле или мене врнымъ такихъ фактовъ съ помощью этого безусловно вещественнаго органа человческой мысли. Поздне, посл того, какъ эти понятія и представленія вндрились указаннымъ образомъ въ сознаніе людей какого-нибудь общества, они достигали возможности сдлаться, въ свою очередь, продуктивными причинами новыхъ фактовъ, собственно не столько въ природ, сколько въ обществ. Въ конц концовъ они видоизмняютъ и преобразуютъ, правда очень медленно, существованіе, привычки и учрежденія людей, словомъ, вс человческія отношенія въ обществ и, своимъ проявленіемъ во всхъ мелочахъ повседневной жизни каждаго человка, они явно длаются чувствительными всмъ, даже дтямъ».

И дале Бакунинъ даетъ убійственную характеристику «разума». Неоднократно подчеркиваетъ онъ его безсиліе, его неспособность творить или даже удовлетворительно выразить въ логическихъ терминахъ всю полноту бытія. Разумъ расчленяетъ и убиваетъ жизнь. Абстрактное мышленіе оперируетъ общими идеями, но он являются блднымъ отраженіемъ реальной жизни.

Бакунинъ, какъ будто, презрительно относится къ «наук». Наука живетъ отраженной, несамостоятельной жизнью; она конструируетъ представленія, понятія жизни, но не самую жизнь. Общество, которое бы управлялось на основаніи законовъ, открытыхъ «наукой», Бакунинъ объявляетъ «ничтожествомъ». Онъ выноситъ безпощадный приговоръ «ученому» правительству.

Но наряду съ подобнымъ «антиинтеллектуализмомъ», Бакунинъ высказываетъ и прямо противоположныя идеи, категоричностью своей далеко отходящія отъ ученій прагматистовъ объ «инструментальномъ» значеніи разума.