Марина на мгновенье замерла, гордо вскинула голову и сказала, намеренно глядя в его глаза:
– Я тебя люблю.
Илья отшатнулся.
– А я тебя ненавижу. Не думал, что бывает настолько больно. Ты самое худшее, что случилось в моей жизни.
Марина переступила через борт «Афалины», подняла с пола рапану и кинула к ногам Ильи. Раковина прокатилась по настилу, глухо постукивая, и остановилась впритык к его кроссовкам. Он опустил взгляд на ракушку, потом посмотрел на Марину, ничего не сказав, пнул рапану и направился к берегу.
Марина рухнула на пол катера, опустошенная и выпотрошенная до последней эмоции, на слёзы не было сил, они скопились комом в горле, мешая дышать, но не пролились. Зудели на веках невыплаканными чувствами, клубились в груди, как смерч, клокотали, как шторм.
Илья уходил быстро, не оглядываясь, бесповоротно вырезая Марину из своей жизни, из своего сердца. Уехал он в этот же день. Не дождался окончания августа, оставил Диму и друзей заканчивать отдых без него.
Глава 9
Сейчас
Илья с трудом закрыл дверь, ветер вырывал её из рук, намереваясь унести, как сказочный ковёр-самолёт.
– Где Марина?
Инна отвлеклась от разглядывания бури за окном.
– Не знаю. Она может быть где угодно. По берегу бродит или в заповеднике.
Илья неожиданно стукну кулаком по стене.
– Если ты не заметила, там не просто дождь, а настоящий ураган, – его голос звенел от сдерживаемого волнения. – «Афалины» нет ни в гараже, ни у пристани.
Инна развернулась спиной к окну, за её плечами ярко вспыхнула молния, затеняя лицо, громыхнуло чуть позже, так что стёкла задребезжали.
– Марина не самоубийца, чтоб лезть в море в такую погоду.
Илья передёрнул плечами.
– Её нужно найти.
Инна заметно заволновалась, точно такой же ураган разразился в тот день, когда утонул Счастливчик.
– Никто не выгонит сейчас на море ни лодку, ни гидроцикл. Мы можем только ждать на берегу окончания бури… и молиться, что она всё-таки не самоубийца.
В комнату вбежала Ира, потянула маму за край блузки.
– Посейдон ругается?
Инна развернула дочь и легко подтолкнула в спину.
– Иди к папе, пусть мультик включит. А с бабушкой я поговорю, чтоб не забивала тебе голову всякой ерундой.
Девочка послушно убежала. Из глубины дома раздался её радостный голос.
– Мама мультики разрешила!
Илья резко развернулся, снова открыл дверь, которую едва не вырвало вместе с рукой.
Ветер осатанело хлестал в лицо, колючие капли перемежались с мелким мусором и листьями, небо потрескалось от вспышек молний. А с моря наползала непроглядная темнота. Илья не раздумывая направился на пляж. Шёл, закрывая лицо от порывов ветра, засыпающего глаза и рот песком, щурился и дышал, через рукав. Море выросло перед ним неожиданно, гул стоял такой, что он не сразу обратил внимание, что шум заметно усилился. Впервые он увидел, как волны вздымаются мутной-серой подвижной стеной.
Илья смотрел на разбушевавшуюся стихию с ужасом и каким-то мрачным восхищением. Если море поглотит Анасейму, это будет именно то, чего она добивалась всю свою жизнь – стать с ним одним целым.
Глаза слезились от жара печи, казалось, что огонь проник в сосуды и вспенил кровь и наконец вытеснил навязчивые мысли о море.
Илья взял щипцами раскалённый кусок металла, положил на наковальню. Наступил его любимый момент, вытеснивший полюбившийся ранее процесс создания эскиза, – обжимание. Молоток тяжело опускался на заготовку, плющил её, одновременно позволяя избавиться от сжимающей горло горечи.
Антон одобрительно кивнул:
– Откуда в тебе столько злости? Ты меня без работы оставил.
Илья смахнул рукой чёлку.
– Ты же вроде шлифовкой занимался, да и ручки для якутов ещё не готовы.
Антон приблизился к горну, оценил цвет заготовок на столе.
– Успею с ручками. А ты почему больше не делаешь всякую морскую хренотень? У нас только постоянные клиенты на неё появились.
Илья вернул потемневшую полоску металла, отдалённо напоминающую лезвие ножа, в огонь.
– Не хочу.
Взял малый молот и аккуратными точными ударами, начиная от середины лезвия, принялся ковать режущую кромку.
Последнее время он постоянно пропадал в кузнице, с учёбой совершенно не ладилось, кажется, предстоящая зимняя сессия станет для него последней. Он ожидал этот провал с некоторым злорадством и предвкушением. Антон очень точно подметил его внутреннее настроение – непроходящая злость. Он всё время находился в состоянии кипящей ярости и никак не мог с ней совладать. Вспыхивал и бесился от малейшей раздражающей причины, будь то очередь в магазине, слякоть или навязчивая опека брата.
Только здесь, в кузнице, он находил выход для этой раздирающей злости, бил по металлу до онемения руках. Антон нарочно не давал ему мелкую кропотливую работу, сваливал на него обжимание и ковку. Марина неизменно стояла перед глазами Ильи, не оставляла его ни ночью, ни днём. А злость сделала его язвительным и невыносимым. Даже Дима не мог выносить вспышки брата, предпочёл оставить его в одиночестве.