Анасейма

Он отнёс обои в «скворечник», переодеваться не стал. Вся его одежда, как говорила Марина, была «на выход», джинсы он умудрился порвать, добавив им модную потёртость на коленках, а одна из футболок обзавелась странный бордовым пятном, которое не поддавалось отстирыванию и вскоре позеленело.

Марина вернулась в платье, накинула кофту, а вот ноги оставила обнажёнными, подол едва прикрывал колени. Инна неодобрительно заметила:

– Через час окоченеешь, не лето ещё.

– Тогда и оденусь, – отмахнулась Марина.

Есть какая-то магия в чае, вскипячённом в самоваре, да ещё и на ароматных травах. Пили, не скрывая удовольствия, поглядывая друг на друга, чтобы убедиться: это наслаждение общее, непридуманное. Сало болталось на шампурах, истекая жиром, он плавился и капал на дрова, шипя и искрясь, как бенгальский огонь. Илья заведовал мангалом, вынимал готовые куски и раскладывал на блюде. Марина жарила хлеб и повторяла, что сало можно употреблять только с хлебом, приготовленным точно таким же способом. Самые вкусные ломти попали под водопад плавящегося жира. Пахли копчёностью и костром.

Татьяна первая ушла в дом, Алсу собрала пустую посуду и кивнула Инне, призывая оставить сестру наедине с гостем. Та сделала вид, что не поняла намёк. Раскачивалась на качелях, долго, пока не заметила, что они её все равно не видят. Проглотив обиду, ушла в дом, бросив напоследок мрачный взгляд на их склонённые друг к другу головы.

Марина ворошила угли, перекатывая последнюю недопечённую картошку. Илья сидел в плетёном кресле, откинувшись на спинку, и разглядывал её лицо, подсвеченное огнём. Языки пламени отражались в зрачках, казалось, что это прорывается огонь, полыхающий внутри Анасеймы.

– Последняя осталась, – сказала она, пытаясь поддеть обугленную картофелину.

– Оставь уже. Ты её будешь есть?

Марина задумалась.

– Завтра может и буду. – Она смахнула прядь с лица, оставляя черный след от золы. – Хотя лучше добавить дров, чтоб огонь разгорелся, а то холодно. Инна была права.

Марина тоже откинулась на спинку и осмотрела свои ноги, покрытые гусиной кожей.

– Давай сюда, погрею.

Илья расположился по диагонали, ей стоило только вытянуть ноги, и они как раз попадали на его колени. Но Марина колебалась, не могла решиться. Илья сам наклонился и, взяв Марину за щиколотки, положил её голени на свои бёдра. Она чуть съехала по спинке, устраиваясь удобней. Илья дёрнул подол платья, стараясь прикрыть её колени, но материал не тянулся, да и был слишком лёгким для мартовской погоды. Он накрыл ладонями её стопы и слегка растёр.

– Замёрзла?

– Нет, – откровенно солгала Марина, глядя на его пальцы. – Когда ты уезжаешь?

Илья вздохнул.

– Послезавтра.

– Расскажи о Москве. Я её даже не могу представить. Она воображается мне каким-то придуманным миром, другой вселенной, словно там всё не так.

Илья провёл пальцем по выступающей берцовой кисти.

– Многое не так. Четырёхлетних детей там точно не выпускают на улицу без присмотра, как у вас, но Москва красивая и полна возможностей.

Марина приподнялась.

– Ты станешь хорошим врачом, – она кивнула, глядя на его руки. – Длинные пальцы как раз для профессии твоих родителей.

С опозданием вспомнив, что Вячеслав Аркадьевич гинеколог, Марина смутилась и отвела взгляд.

– Я хотела сказать для профессии твоей мамы. Блин! Ну что у меня за язык без костей?

Илья ухмыльнулся, досмотрел её метания до конца и произнёс:

– Я буду хирургом.

– А как же твоё увлечение ковкой?

Илья сдвинулся на край кресла, его ладони скользнули чуть, выше и обхватили колени Марины.

– Буду хирургом-кузнецом.

Она затаилась, прислушиваясь к ощущениям. Тепло от его рук разливалось по всему телу, мурашки и не думали покидать кожу. Только теперь их вызвал не прохладный вечер.

– Нет такой профессии.

– Значит, крышевой смотритель и унитазный попоклюй существует, а кузнец-хирург нет? Где справедливость?

– Справедливости нет, вот она точно из области фантастики, – откликнулась Марина.

– Точно нет, – подытожил Илья. – Иначе давно перестала бы от меня убегать и позволила поцеловать.

Марина удивлённо ойкнула. Она не ожидала, что Илья будет настолько прямолинеен, рассчитывала на блуждание вокруг да около и стеснительное умалчивание. Пока она соображала, как отреагировать на его слова, он уже приподнял подол и гладил кожу над коленками. Наклонился вперёд и неожиданно улыбнулся.

– Знаешь, что? Я не буду тебя целовать. Сама целуй первая. Надоели мне уже эти кошки-мышки. Ты же бесстрашная Анасейма, всегда берёшь то, что хочешь. Видимо, поцелуй не входит в сферу твоих желаний. Ну что молчишь? Будешь целовать?

Марина замотала головой, так, что в глазах поплыло.

– Не буду.

Илья резко отклонился, отдёрнул руки от её коленей.

– Ну, и я не буду. Спокойной ночи, Чингачгук.