Родители Алексея Доронина решили переехать в Ставропольский край, и Букреев просил оставить мальчика в Горном Садоводе под его ответственность, так как он показывал высокие результаты. И все же тренер потерял хорошего спортсмена, но даже после отъезда мальчика принимал участие в его жизни. Снега в Ставрополье было очень мало, тренировки на лыжах проводить невозможно. Алексей тренировался как мог, и полтора года переписывался с Анатолием Николаевичем. А когда в 1987 году Доронины переехали в Лениногорск, он по протекции Букреева стал тренироваться у одного из лучших местных тренеров Федора Владимировича Тихонова. Но полтора года без лыж сыграли свою роль, и в одном из писем к тренеру парень задал вопрос: «Может, мне в биатлон перейти?» Ответ он запомнил на всю жизнь: «Лешка, пробуй все, и чем дольше ты будешь оставаться в спорте, тем лучше! А с твоей выносливостью горы тебя обязательно дождутся!»
Алексей перешел в биатлон, уже на первом своем старте выполнил норматив кандидата в мастера спорта, окончил техникум, стал студентом университета и всегда помнил своего немногословного, скромного тренера. Крепкого духом, душевного, преданного спорту человека с огромной внутренней силой. А потом с Алексеем произошел несчастный случай, который посадил его в коляску. Он работает диктором на радио, выезжает с друзьями в горы, занимается саморазвитием и напоминает всем, кто часто хнычет, что жизнь продолжается. У него сохранился первый спортивный дневник, титульный лист в котором заполнен рукой Анатолия Николаевича, а в их последнюю встречу Букреев подарил своему ученику фото, сделанное на Канченджанге.
Сергей Юшков учился в параллельном классе с Григорием Луняковым. Общаясь однажды на Чимбулаке со знаменитым телеведущим Юрием Сенкевичем и медиками, которые работали со сборной СССР по альпинизму, он узнал, что у Лунякова были феноменальные физические данные. А Толю Букреева он знал по турбазе «Алматау», где работал инструктором. В 1997 году опытный турист Сергей Юшков сказал: «Возьми меня на Эверест, я не буду обузой. Если пойму, что не тяну высоту, то поверну назад, а если пойдется, помогу, чем смогу». Он мог долго ходить с тяжелым рюкзаком на спине, но не стал альпинистом, потому что не испытывал тяги куда-либо лезть. «Вот сходим на Аннапурну, а потом пойдем на Эверест», – ответил Букреев.
Его горизонт стал настолько широким, что, казалось, преград ни по вертикали, ни по горизонтали для него не существовало. Вот так однажды он предложил знакомому, мечтавшему попасть в Гималаи, просто прилететь в Непал, нанять проводника и отправиться в высочайшие горы мира. Он не видел особых преград в незнании английского языка, когда в первый раз нанимался помощником гида в экспедицию на Мак-Кинли. Он был очень сильным, целенаправленным человеком, который не строил в голове заборы из границ, запретов и прочих невозможностей. Толя рассказывал парням на турбазе, как проходили его восхождения, говорил, что гарантирует безопасность клиента на горе на двести процентов, писал им письма и привозил маленькие подарки.
Букреев обсуждал возможность восхождения на Эверест с лыжником Смирновым. Выдающиеся спортсмены Владимир Смирнов и Владимир Сахнов познакомились с Анатолием в середине 80-х, когда оба жили в Алма-Ате. Я написала олимпийскому чемпиону 1994 года, четырехкратному серебряному и двукратному бронзовому призеру Олимпийских игр, который давно живет в Европе, и попросила наговорить несколько слов о Толе.
«Мы тренировались в горах, из урочища Медео поднимались до Чимбулака, а оттуда – к ледникам, – сказал Владимир Смирнов. – Такие циклические тренировки на выносливость продолжительностью от 2,5 до 4 часов мы проводили очень часто, и однажды Букреев решил составить нам компанию. Ему, как альпинисту, подходила такая работа, и он все чаще стал к нам присоединяться. Дальнейшие встречи проходили спонтанно, мы никогда не встречались с ним в других условиях, только в горах. Я знал, что он бывший лыжник, но наши линии на лыжне не пересекались. Анатолий был немного старше меня, а я очень быстро начал показывать результаты и меня включили в состав юношеской сборной команды СССР, поэтому на местном уровне я выступал мало. А во время наших тренировок в горах мы мечтали об Эвересте, и он говорил: «Владимир, ты будешь хорошим альпинистом, и как только закончишь карьеру, мы вместе сделаем восхождение». Я ждал момента, когда можно будет строить детальные планы. Альпинизм мне очень нравился, и я хотел бы составить Анатолию компанию, потому что видел его уникальные возможности, его выносливость, терпеливость, скрупулезность и очень хорошее отношение к коллегам. Он не раз спасал людей в горах, а человеку с такими характеристиками можно было доверить свою жизнь. У меня остались самые теплые воспоминания о наших с Анатолием встречах. Помню, как на Олимпиаде в Нагано я завершил гонку на 50 километров и тут мне сообщили, что он погиб. Я гордился знакомством с Букреевым, уважал его, и это сообщение вызвало глубокую скорбь…»