Андалусская поэзия

Величавые, гордые кряжи, вершины отвесные
Высотою готовы помериться с твердью небесною.

Быстролетному ветру они воздвигают преграды.

Ярких звезд мириады боками теснят их громады,

И сидят на хребте у пустыни, с осанкой надменной,

Молчаливые, точно в раздумье о судьбах вселенной.

Проходящие тучи венчают их черной чалмой,

Отороченной снизу багряных зарниц бахромой.

Я пытался внимать, но темны их беседы немые.

Лишь однажды, в ночи, мне доверились горы впервые.

— Сколько раз, — говорили они, — душегуб и грабитель

Находили пристанище здесь, а пустынник — обитель.

Сколько видели мы караванов порою ночной,

Сколько странников мы укрывали в полуденный зной.

Сколько вихрей секло наши склоны в свирепом напоре.

Сколько раз их луна погружала в зеленое море.

Все былое для нас — только миг бытия невозвратный,

Что умчал опрометчиво времени ветер превратный.

Рощу тронула дрожь — это нашего сердца биенье.

Льется горный ручей — наших слез по ушедшим теченье.

Мы от века прощаемся с каждым, увидевшим нас.

Не утешились мы, только слез исчерпали запас!

Удаляться, друзья, и разлуку терпеть нам доколе?

И доколе нам звезды стеречь на небесном раздолье,

Как блюдут пастухи на зеленых вершинах стада?

Звезды всходят и гаснут. Нам отдыха нет никогда!

* * *

Перевод В. Потаповой

В путь я отправился ночью, и сумрак застлал мне зеницы.
Тьма укрывала ревниво, как тайну, сиянье денницы.

Северный ветер набросил мне на´ спину плащ из росы.

Ветви араки дрожали от сырости в эти часы.

В небе играли зарницы, на миг рассекавшие мрак, —

В битве морской, пламенея, смола разливается так.

Горы, высокие горы узрел я, и вместо венцов

На величавых вершинах созвездье зажглось Близнецов.

Главы склонив сановито, прислушиваясь к темноте,

Горы не слышат ни звука в своей вековой глухоте.

Черпая в тверди опору, незыблема эта гряда.

С лунной улыбкой в разладе угрюмые горы всегда.

Их неприступные выси орлу безопасность сулят.

Вьет он гнездо на вершине, растит в поднебесье орлят.

Дышит величьем суровым гряды молчаливая стать.

Вечности или гордыни на ней различаешь печать?

* * *

Перевод В. Потаповой*

В блаженный час, когда дневной остынет жар,
Курильница струит свой благовонный пар.

Вечерний ветерок ей лучший собеседник.

Он между ней и тьмой — как бы немой посредник.

С опаскою лия свой дивный аромат,

Дождаться нужно ей, чтоб догорел закат.

Ни дать ни взять, она всем разгласить боится

То сокровенное, что здесь в ночи таится.

Но благовонье тем сильней, чем гуще мрак,

Как будто страшен ей всесветлый утра зрак.

* * *

Перевод В. Потаповой*